Ураган. Последние юнкера - [89]

Из хохлов создав чудом нацию,

Пан Павло[27]  кроит федерацию.

А ему Краснов подпевает в тон,

Будет Тихий Дон — наш казачий Дон.

И журчит Кубань водам Терека:

Я ж республика — як Америка…

Первая Марковская батарея и Офицерский полк, погрузившись в теплушки при 18-градусном морозе, в середине января 1919 года проезжали станции Донецкого бассейна, миновав Таганрог и Дебальцево. Для зимнего похода все мы были слишком легко одеты, но почти у всех было кавказское оружие, у многих были белые папахи, с коими гармонировал черный бархатный погон, с нашитыми на нем буквами «Г.М.» — Генерал Марков Все еще мы были юнкерами-поручиками на солдатских должностях. Продолжали существовать те же тесные товарищеские отношения, создавшиеся у орудий. Капитан Шперлинг оставался для нас любимым старшим товарищем и боевым авторитетом. Он все так же любил покушать и бывал в злом настроении, если голоден: он мог тогда изругать не только каждого из нас, но и неудачно подвернувшегося начальника. Вскоре капитан Шперлинг был назначен командиром Первого взвода, а наше Первое орудие получил капитан Михно — «Старый гренадер». Командир Юнкерской батареи и потом дивизиона, полковник Миончинский, еще в районе Ставрополя был смертельно ранен большим осколком гранаты в живот и умер в течение нескольких минут. На его должность был назначен не очень любимый юнкерами бывший заведующий хозяйством батареи полковник Машин.

Марковская батарея недолго простояла в городах Донбасса на отдыхе: враг надвигался с запада и с севера. Шахтеры Донбасса были первым авангардом частей Красной армии. Осиротевшие дрозд овцы (их вождь — полковник Дроздовский, раненный в бою на Кубани, скончался в ростовском госпитале), были брошены западнее нас, а корниловцы пополнялись еще на Кубани.

Жутко было в те дни на Донбассе: переплет железных дорог давал широкий простор многочисленным советским бронепоездам… Шахтерское население держалось по отношению к нам недоверчиво и даже враждебно. Мы должны были бегать с пушками за отдельными ротами марковцев и за вскоре прибывшими корниловцами, передвигавшимися в разных направлениях по железным дорогам Донбасса в теплушках. Боясь окончательно загнать наших лошадей, мы решили также стать на рельсы: лошадей сдали в обоз, нашли в Дебальцеве пульмановскую платформу, втащили на нее орудие и выехали таким самодельным «бронепоездом» на позицию к северу от Дебальцева.

В это время красные начали наступление на Донбасс уже регулярными частями.

Бои на Донбассе были тяжелые. Бывших с нами корниловцев красные бронепоезда засыпали гранатами. Когда наши орудия вышли им на поддержку на линию огня, то советский бронепоезд «Черноморец», вооруженный морскими 75-мм скорострельными пушками на неподвижных установках, с наводчиками — морскими артиллеристами, открыл по нашему «бронепоезду» такой точный огонь, что мы, выстрелив два раза, вынуждены были отойти на Дебальцево, с повреждением паровоза. Наши попытки помочь корниловцам успеха не имели. Ночью мы сняли нашу пушку с платформы и, получив запряжки, рано утром заняли закрытую позицию, влево от полотна дороги, за гребнем. Ждали «Черноморца»…

Еще не было и шести часов утра, как озаренный первыми лучами февральского солнца, выпуская клубы белого пара, блистая сталью, «Черноморец» осторожно стал продвигаться к нашей вчерашней позиции. Пушка наша подпрыгнула, выпустив первую гранату. Клуб серого дыма от разрыва встал перед бронепоездом. «Черноморец» сразу же остановился, перестав дымить. Через несколько секунд три его скорострелки заблистами вспышками. То место, где вчера стояла наша платформа, сплошь покрылось дымом разрывов. Летели лишь щепки от шпал, телеграфных столбов, деревьев и будки стрелочника. Но тут наша пушка, скрытая покатым гребнем, тявкнула снова и теперь уже перед самым паровозом «Черноморца» вырос бурый дым. «Черноморец» снова заблистал выстрелами, но быстро пошел назад. Отойдя на пару километров, его зоркие комендоры-моряки, конечно, быстро рассмотрели, что у будки никого нет, и вот «Черноморец» вновь заблистал выстрелами своих скорострелок, посылая тучу снарядов за наш гребень. Сотни гранат и поставленной на удар шрапнели вспахали все полы вокруг, но цели из бронепоезда не видели и у нас никто не пострадал. Зато стрельба нашего орудия, резкая, но точная, окончательно отогнала в тот день назойливый «Черноморец».

Три долгих месяца мы дрались в Донбассе против значительно превосходящих нас сил противника, наступавшего ежедневно на всех участках фронтов. Чтобы не позволить красным развернуться и маневрировать, наши части уже с рассвета переходили в наступление и тем сковывали инициативу красного командования.

Это было нелегко, — идти в бой на рассвете, зная заранее, что к вечеру придется все равно вернуться в свои хаты… усталыми, голодными и злыми. Чернухино, Ольховатка, Никишины хутора, Немецкая колония, недалеко от Дебальцева, были обычным театром наших боевых действий. Мы танцевали ежедневно взад и вперед и ругали командование, не понимая цели и смысла этих упорных, утомительных и ничего не решающих боев.

Вскоре приехал новый начальник группы Генерального штаба, полковник Сальников, назначенный командиром Марковского полка еще в декабре. Он начал заводить в полку порядки, привезенные из Екатеринодара, где Сальников работал при Главной квартире. С собой он привез двух красивых сестер и не собирался менять свои екатеринодарские привычки.