Ураган - [131]
— Не трогай! Только не трогай! — закричал возчик. — Ударит, убьет, чего доброго. Разве не видела, как он меня скинул? Я чуть жизни через него не лишился, а ты трогаешь! К тому же он слепой: глаз-то у него — стекло стеклом. Ничего не видит да и собой совсем некрасивый. Словом, никуда не годная лошадь. Ты не гляди, что он жеребец. Просто старая слепая кляча! Если бы не даром достался, ни за что бы не взял…
Поддалась ли старуха пылким уверениям возчика или по какой другой причине, только она отошла от жеребца.
Старик Сунь быстро схватил «яшмоглазого» под уздцы:
— Не подходит? Так я уведу… — и заторопился домой.
Старуха подошла к лошади старика Тяня, долго и с удовольствием гладила ее по шерсти.
— Нравится? — улыбнулся Тянь.
— Очень нравится… — смущенно призналась старуха.
— Ну и бери, — дружелюбно сказал Тянь.
Он взял под уздцы больную лошадь старухи Ван и отправился домой. Поставив лошадь в конюшню и дав ей корма, старик вошел в комнату.
Жена уже успела вернуться и, мрачная, сидела на кане.
Тянь подошел к ней и мягко стал уговаривать:
— Ладно, не огорчайся. Эта лошадка тоже будет работать.
— Та была гладкая и сильная, — печально промолвила старуха, — а это что за лошадь!.. Я просто при людях спорить с тобой не хотела, а ты взял да и выменял кусок жирного мяса на обглоданную кость…
— Ничего… Можно будет ее вылечить… — неуверенно ответил старик.
— Лекарь какой нашелся… — проворчала старуха. — Положение наше куда хуже, чем у других…
— Будет тебе! — с сердцем оборвал ее Тянь. — Какая ты несознательная, ничем поступиться не хочешь! Забыла, как наша Цюнь-цзы жизнью пожертвовала, а жениха не выдала. Ведь ты же ей родная мать! А лошадь подлечить можно…
— Ручаюсь, что можно! — раздался за окном мужской голос.
— Кто там? — спросила старуха.
— Это я!
— А… председатель Го, заходи, заходи скорей. На дворе холодно стоять.
Го Цюань-хай с улыбкой появился на пороге:
— Я привел вам свою серую кобылу. Давайте сменяем.
— Да нет, что ты, родной наш… — смутилась старуха. — Не надо. Какая ни есть лошадь, а все же лошадь. Постараемся подлечить и будем на ней работать. Не беспокойся, председатель…
Несмотря на уговоры, старики Тянь наотрез отказались от обмена.
— Ладно, — решил Го Цюань-хай, — не берете, что с вами поделаешь! Тогда договоримся так: ожеребится моя кобыла, жеребенок ваш будет.
XXV
Закончив раздачу лошадей, Го Цюань-хай отправился к Сяо Сяну.
Чжан Цзин-жуй и милиционеры, прибывшие из уезда, уже третьи сутки не смыкали глаз, допрашивая Хань Лао-у. Однако существенных результатов добиться им пока не удалось.
Сяо Сян, строго соблюдая закон, запретил применять к арестованному какие бы то ни было меры физического воздействия.
Хань Лао-у от природы был наделен способностью лгать и притворяться. Он искусно запутывал следователей, стараясь сбить их с толку.
Следователи до боли сжимали кулаки и с трудом сдерживали рвущееся наружу негодование. Лишь один Сяо Сян оставался спокойным. Он ни на минуту не потерял хладнокровия и ни разу не вспылил.
— Не горячитесь, — убеждал начальник бригады. — Пусть он еще подумает. Месяц будет молчать — месяц будем допрашивать, год — так год. Чем больше он будет тянуть, тем хуже для него: признается потом, никакого снисхождения уже не получит.
Выслушав короткий отчет Го Цюань-хая, начальник бригады предложил как можно скорее провести совещание, посвященное переделу земли.
— Медлить больше нельзя, — сказал Сяо Сян. — Из провинциального управления есть предписание разделить землю еще до вывоза удобрений на поля.
Го Цюань-хай ушел. Допрос продолжался. Сяо Сян молча сидел, обдумывая способ сломить упорство арестованного. Рассчитывать на помощь старухи Ван было нечего: она перетрусила и явиться на очную ставку отказалась. Надо было что-то решать…
Вошел Вань Цзя.
— Носильщики с фронта пришли, — доложил он Сяо Сяну.
И в тот же момент во дворе раздался громкий голос:
— Начальник Сяо здесь?
Начальник бригады узнал голос кузнеца Ли, но не успел он откликнуться, как тот уже появился на пороге. На левом его плече висел новенький автомат американского производства. Переступая порог, великан нагнулся, чтобы не стукнуться лбом о притолоку. За кузнецом следовал Лю Дэ-шань.
— Дверь высокая, чего кланяешься? — поднялся им навстречу Сяо Сян.
— По привычке, начальник, — улыбнулся Всегда Богатый.
Начальник бригады дружески пожал прибывшим руки и с удовольствием оглядел их обветренные, потемневшие от загара лица. Оба были в военной форме и ничем не напоминали прежних жителей деревни.
Начальник бригады пригласил гостей в соседнюю комнату, усадил на кан и начал расспрашивать о их житье-бытье:
— Ну как, много пришлось потрудиться?
— Да не очень, — улыбаясь, ответил Лю Дэ-шань. — Не больше, чем вам здесь…
Вань Цзя набил длинную трубку табаком и протянул ее кузнецу, но тот вежливо отказался:
— Не беспокойся, не надо. У меня своя есть…
Он достал из левого кармана европейскую трубку с коротким изогнутым чубуком и похвастал:
— Это мне сам командир подарил на память. Трофейная…
— Я вижу у тебя все трофейное, — рассмеялся Сяо Сян. — Ну как, все люди вернулись?
— О ком спрашиваешь, начальник? Из нашей деревни ушло сорок человек. Все сорок и вернулись. Жили там все хорошо, дружно. Мы бойцам помогали, а они — нам. Все друг о дружке заботились. Мне там так понравилось, что я бы опять пошел.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.