Ураган - [119]

— Да разве горе бедного холостяка все перескажешь?.. Одежда порвалась — сам починяй. Весной босиком ходи — кто тебе туфли сошьет?..

— Это уж точно, сосед, это истинная правда… — со вздохом поддержал Хоу один из холостяков. — Жизнь наша известная. Один и есть один. Вернулся с поля, как ни устал, апечь топи и обед готовь, а не то будешь есть холодную кашу, спать на нетопленном кане, и некому даже пожалеть тебя…

— Вот-вот, правильно! — оживился Хоу. — Да я уж со всем смирился. Что же поделаешь, коли мне холостяцкая судьба выпала? На все воля неба. И порешил я так: пусть останусь бездетным человеком, пусть после моей смерти некому будет принести жертву на мою могилу, пусть и мои досточтимые предки не пеняют за то на меня…[28]

— Чего ты понес, феодальная твоя башка! — оборвал его Чжан Цзин-жуй. — Какие там еще жертвы? Умер — и всему конец!

— Сейчас, правда, все у нас переменилось, — продолжал Хоу, будто не расслышав. — Сейчас земля есть, на еду хватает и можно даже подарки невесте послать… Только уж поздно: и годы ушли, да и виски побелели.

Он сорвал с головы рваную шапку из собачьего меха, пригладил пальцами седину на висках и, снова нахлобучив шапку, продолжал:

— Куда тут жениться? Да и на ком? В бедняцких семьях дочерей мало. А если бы и согласилась какая девушка пойти за меня, сам бы теперь не взял. Я уже одной ногой в могиле стою, разве допущу, чтоб девушка потом полжизни вдовой прожила… Одним словом, не хотел я жениться, а тут пришла ко мне эта женщина и осталась. Я ее гнал, а она взяла да легла спать. Что ж я мог с ней поделать? Теперь, когда вы мне это все разъяснили, я очень каюсь, конечно. Действительно, мы все ведем борьбу с помещиками, а я женился на помещичьей вдове. Конечно, я теперь прошу у вас прощения, однако что тут ни говори, а каша-то сварена. Прогнать ее? Прогнать не долго, а куда? Она, бедняжка, последнее время болеет… Вот и научите, как мне быть?

Никто не ответил Хоу на его вопрос. В комнате стало совсем тихо.

Сяо Сян подошел к столу, вполголоса посовещался с членами президиума и, выпрямившись во весь рост, шумно втянул в себя прогорклый от дыма воздух. Люди повскакивали с мест, окружили его. Все, в особенности женщины, ждали, что он скажет:

Начальник бригады улыбнулся Хоу и сказал:

— Действительно, что же теперь поделаешь?.. Уж раз так вышло, не гнать же на улицу… Гнать, конечно, нельзя…

У всех сразу отлегло от сердца. Женщины облегченно засмеялись, а мужчины подняли шум.

— Ладно, пусть уж так и будет, — примирительно говорили многие.

— Сразу в беднячку превратилась, — замечали недовольные.

— У наших братьев-бедняков сердца мягкие. Но бояться-то ведь нечего: никакой контрреволюции тут не будет.

— Да что и говорить! Наш брат из Восьмой армии — хороший человек, — добродушно ухмыльнулся возчик.

Сяо Сян серьезно ответил:

— Мы всегда снисходительно относились к тем, кто складывает оружие и не вредит народу. — Он обернулся к Хоу — Смотри же, старина, будь осторожнее и никогда не говори ей того, чего нельзя.

— Лучше всего, если хочешь быть нам полезен, никогда не говори с ней о делах крестьянского союза, — посоветовал Чжан Цзин-жуй.

— Конечно! Конечно! Неужели стану говорить? Что я тогда за человек буду? — замотал головой Хоу.

— Ладно, — сказал в заключение начальник бригады. — На этом покончим. Обрати серьезное внимание на ее настроение. На чьей она стороне: бедняков или помещиков. Нельзя доверять всему, что она говорит. Надо проверить, выяснить, действительно ли она любит работать или работает только в угоду тебе. Труд может изменить человека. Если она честно проработает три года, к ней не будут больше относиться, как к женщине из помещичьей семьи. Только не плетись у нее в хвосте. Нужно, чтобы она шла за тобой.

Все согласились с тем, что предложил Сяо Сян: не прогонять, а перевоспитать Ли Лань-ин.

После этого Хоу записали в один из последних разрядов. Ли Лань-ин тоже был выделен участок земли, но из имущества она ничего не получила.

Когда собрание кончилось, Хоу Длинные Ноги пригласил начальника бригады к себе. Сяо Сян охотно согласился: ему хотелось собственными глазами посмотреть, что за женщина жена Хоу.

Подходя к лачуге, он увидел Ли Лань-ин, которая, засучив рукава черного стеганого халата, кормила свинью. Женщина вскинула на гостя взгляд и снова низко склонила голову над корытом.

Комната была чисто прибрана. На кане, с краю, лежали аккуратно свернутые одеяла, а около них — тщательно починенная куртка Хоу. На окнах были наклеены искусно вырезанные красные цветы. Сяо Сян присел. Пришедшая за спичками Ли Лань-ин с тревогой взглянула на гостя, но, увидев его добродушную улыбку, успокоилась.

— Так вот, — обратился начальник бригады к Хоу, когда Ли Лань-ин вышла, — вывозить удобрение после праздников еще рановато, и твоей жене можно будет заняться каким-нибудь подсобным ремеслом. Что она умеет делать?

Ли Лань-ин, внимательно слушавшая разговор, стоя на кухне, вмешаться не посмела. За нее ответил Хоу:

— Может делать шляпы из камыша. Как только снег немного стает, я нарежу камыша и она примется за дело.

Когда они вышли во двор, начальник бригады сказал: