Ураган - [43]

— Да, Лиленд, я тоже иногда тоскую по добрым божествам. Хочется вырваться из этого тропического ада.

— Уедем, Лестер. Забудем соленый вкус пота, который жжет лицо, словно плачешь всей кожей. Да, да, плачешь, исходишь потом, как слезами, а сам и не чувствуешь…

Стук колес вернул их к действительности. Двуколка пролетела по мосту над небольшой речкой, заросшей цветущим камышом, вперед, все вперед, остались позади ровные четырехугольники банановых плантаций, вперед, все вперед, в душно-горячем воздухе висели над кустарниками рои насекомых, жужжали, тикали на разные лады.

Они мчались все дальше. Лиленд будто и не замечала дороги. По узкой песчаной тропе через старый бамбуковый лес в долину, потом долина расширилась, превратилась в широкий луг, посреди луга сверкало озеро, залитое лунным светом.

«Ну наконец-то, — подумала Лиленд, — хоть немного напоминает о том, что есть на свете свежесть, холод, морозы, зимние вечера у затопленного камина, улицы, покрытые мягким снежным ковром, конькобежцы, птицы, со щебетом прыгающие по снегу».

Обогнули озеро, угрюмо поблескивала гладкая глубокая черная вода. Остановились у ранчо — крыша и четыре подпорки, только и всего. Послышался шорох, Лестер зажег электрический фонарик, в луче жирно блеснуло что-то черное в красных пятнах.

Лиленд в ужасе спряталась за мужа, обеими руками вцепилась в него, тянула назад…

— Змея, — сказал Лестер и поднял жену на руки. Лиленд дрожала как в лихорадке. Мид усадил ее в двуколку.

— Ну-ка держи вожжи, — сказал он и ласково потрепал ее по щеке, — держи вожжи, я поведу лошадь под уздцы. Хочу тебе кое-что показать.

Между луной и ее отражением, как бы расплавленным в воде, Лиленд увидела тени, они двоились, множились, повторялись… Тени лошадей. Колеса шуршали по траве. Одна из лошадей вдруг встряхнулась, звонкое пронзительное ржанье прорезало тишину.

— Хитрая кобылка, нашего коня учуяла.

— Как их тут много!

— Сколько, как ты думаешь?

— Наверное, не меньше сотни. -

— Пятьдесят семь и все жеребые.

Двуколка въехала в табун и остановилась. Мид подошел к кобылке, звонко похлопал ладонью по огромному животу, вздутому, словно бочка.

— Другие хранят свои богатства в банках, несгораемых шкафах, — он засмеялся, засверкал в лунном свете зубами, — а мое богатство — вот оно, в животах этих прелестных дамочек. Нам их продали по дешевке, как выбракованных, представляешь? Что они беременные, так на это никто и внимания не обратил.

Долго еще ездили они «лошадиной ночью», как назвала ее Лиленд, по узким дорогам, среди кустарников и лиан.

— Эти земли принадлежат Фуетэ, — объяснил Лестер, — тем самым, которые стали продавать бананы дешевле, чем мы, когда я начал вывозить их на грузовике. А теперь они хотят продать свою землю, и я, наверное, куплю ее, только подожду еще немного, пусть-ка им подступит под самое горло. Такие, как они, наследнички — люди веселые, им ждать некогда, живо все растранжирят. Здесь раньше кофе выращивали, а они его выдрали, будто сорняк, да бананы и посадили.

— Вот дураки!

— Ну, не такие уж дураки, как ты думаешь. В те времена цены на бананы взлетели, как никогда. Плохо другое: они решили, что времена тучных коров настали навеки, и, когда цены на бананы упали, остались ни с чем, потому что поистратились на шелка да на путешествия, вместо того чтоб сберечь денежки или заняться какими-нибудь другими фруктами. Теперь, говорят, едят одну похлебку из улиток, и на завтрак, и на обед, и на ужин…[23] Но-о, лошадка! — Он дернул вожжи, повернул впряженного в двуколку каракового жеребца. — А вот вывезти продавать бананы на машине, подаренной Компанией, и продавать их дешевле, чем мы, — на такие дела они скоры, это правда. Когда богатый обеднеет, его легко втянуть в любое грязное дело.

В зеленом, как листва герани, небе ярко сияла луна, и звезды в ее свете казались туманными, едва заметными точками. Все ближе слышался грохот прибоя. Еще немного, и они увидят, как катятся огромными пенными колесами волны и разбиваются вдребезги о скалы.

Дни шли…

Наступило воскресенье. У Лиленд слипались глаза, так утомительно смотреть на широкую реку, где тихо струится вода, гладкая как простыня, а под ней, будто огромная роженица после мучительных родов, отдыхает земля — илистое дно. Туда, поближе ко дну, забрасывает Лестер свой крючок — символ надежды, и стоит с трубкой в зубах, неподвижный как статуя, терпеливо ожидая, пока клюнет какая-нибудь рыба. Плачет вода среди прибрежных камней, густая сеть растений почти перегородила реку, цветущие ветви дробятся, отражаясь в воде, искрятся изумрудами; стоят цапли, розовые и белые как сахар, плавают утки, застыли на камнях ящерицы с завораживающим стеклянным взглядом, голенастые птицы хватают на лету рыбу, пролетают еще какие-то птицы с клювами, похожими на огромные ложки[24], а неподвижная жара плавится в собственном пламени и изливается на землю.

Собаки Карла Розе, три огромных щенка охотничьей породы, громким лаем оповестили о приходе хозяина. Лиленд обернулась. Карл Розе, осторожно вышагивая между камнями, пробирался среди кустов. Свою новую машину, последнюю французскую модель, он оставил на дороге, если можно так назвать эти овраги и ямы.