Ур, сын Шама - [4]

— Во избежание аварии, — продолжал Валерий, покрывая бутерброд толстым слоем консервированного паштета, — все время пребывания в зоне вибрации мы будем находиться под парусами.

— Правильно, — одобрил моторист Володя Ткачев. — Чего зря моторесурсы бить.

— Тебе лишь бы сачковать, — заметил Федотов.

Валерий аккуратно прикрыл паштетный слой вторым ломтем хлеба и откусил большой полукруг, для чего ему пришлось открыть рот на угол, предельный для челюстного сочленения.

— Вовово виваия вувет, — сказал он с набитым ртом. — Возможно, вибрация будет обнаружена не сразу, — продолжал он, прожевав, — поэтому мы будем крейсировать в зоне и выжидать. Поскольку характер и свойства вибрации пока не уточнены, купание воспрещается.

— А рыбу ловить? — спросил Арташес.

— Рыбу? — Валерий немного подумал. — Рыбу можно.

После завтрака подняли паруса, и «Севрюга» медленно с легким утренним ветерком двинулась к загадочному месту. Море было спокойно. Солнце, поднявшись над горизонтом, мягко золотило зеленоватую поверхность воды.

Ходили взад и вперед короткими галсами. Потом догадались лечь в дрейф: надоело делать поворот за поворотом. «Севрюга», мало приспособленная к роли парусного судна, не хотела подчиняться. Наконец нашли такое положение парусов, при котором грот и кливер уравновешивали друг друга, и «Севрюга» начала описывать короткие дуги «туда и сюда», чуть отходя под ветер.

Команда освободилась. Первым делом освежились забортной водой, поливая друг друга из ведра. Затем Арташес притащил удочки, и все четверо, свесив босые ноги за борт, приступили к лучшему в мире препровождению времени. Вполголоса рассказывали анекдоты из жизни рыболовов. Несколько раз Валерий перевешивал датчики, опущенные на кабеле в воду, взглядывал на приборы — они пока не обнаруживали никаких колебаний.

Вибрация началась в полдень. Корпус «Севрюги» вдруг затрясся мелкой дрожью. Штаги и ванты заныли так надсадно, что у Валерия заболели зубы. Арташес зажмурился и заткнул уши пальцами.

Каждая деталь катера, казалось, издавала свой звук, и эти звуки сливались в дикую и весьма неприятную какофонию.

Валерий кинулся к приборам. Рычажок самописца чертил на медленно ползущей графленой ленте узкие зигзаги.

— Валера! — позвал Федотов. — Глянь, что делается!

Вода вокруг катера была в серебряных пятнах: рыба, оглушенная или убитая, всплывала на поверхность брюхом кверху. Оглушенная или убитая? Это было очень важно.

— Черпак! — крикнул Валерий.

Федотову удалось начерпать десятка два рыб и вывалить их в бачок с морской водой. Через несколько минут крупные рыбы начали плавать, тычась мордами в стенки бачка. А мелочь, оглушенная насмерть, так и не проявила признаков жизни.

— Что это та-та-такое? — спросил Федотов, стуча зубами.

— По-моему, ультразвук. — Валерий снова подошел к прибору.

Да, колебания были явно ультразвуковые. Невидимые и неслышимые, доступные только чуткому слуху приборов, они заставляли «Севрюгу» трястись мелкой дрожью, которую колебания всех частей катера превращали в слышимые звуки.

— Откуда эта музыка? — спросил Федотов.

Валерий дернул плечом, глядя, как тянется из-под пера по графленой ленте мелкий фиолетовый зигзаг. Частота не была постоянной, она беспрерывно менялась. Валерий пытался найти какую-то закономерность. Сначала это ему не удалось, но, когда он просмотрел запись за полчаса, ему показалось, что он улавливает повторение.

Да, повторение было. Группа колебаний продолжительностью в одиннадцать минут и семь секунд в точности повторилась три раза. Явление природы? Вряд ли. «Тут человеком пахнет», — подумал Валерий.

Больше двух с половиной часов продолжалась вибрация. За это время Валерий установил, что повторялось несколько музыкальных фраз, если такое выражение можно применить к ультразвуку. А может, это не музыка, а какие-то сигналы? Телеграфные? Нет, морзянка исключалась: паузы чередовались слишком неравномерно. Пожалуй, чередование колебаний напоминало человеческую речь, переведенную с нормальной частоты в ультразвуковые колебания морской воды, а потом превращенную прибором в фиолетовые зигзаги на ленте.

Вибрация прекратилась так же внезапно, как и началась.

— Ф-фу! — Ткачев вытер беретом потное лицо. — Попрыгали под музыку!

Валерий рассказал команде о своих предположениях.

— Человеческая речь? — Федотов недоверчиво оглядел пустынное море. Кто же это балует? Человек-амфибия?

— Слушай, дорогой, — сказал Валерию Арташес, — ты говоришь, источник колебаний был звуковым. Давай проверим, как на ленте звук голоса записывается, а потом сравним, да?

— Ну что ж, давай.

Валерий вытащил из воды датчик, с помощью Арташеса пристроил к нему микрофон и запустил бумагопротяжный механизм самописца. Затем откашлялся и заговорил:

— Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять.

Он повторил эту фразу трижды. Самописец бесстрастно воспроизвел на ленте чередующиеся группы колебаний, но зигзаги шли слишком тесно, сливаясь. Валерий увеличил скорость ленты и повторил опыт. Теперь можно было разглядеть каждый зигзаг. Паузы между словами имели вид прямой черточки. Такие черточки были и в записи таинственных колебаний. Значит, первичный их источник действительно мог быть звуковым…