Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек - [32]

За окнами клуба стемнело, начался сеанс. Плотник сидел в уголке, у бревенчатой стенки. На экране шел киножурнал. Незнакомые люди в непривычных одеждах появлялись, разговаривали, что-то делали и исчезали. Вон бегают мальчики и девочки, совсем малыши, им лет по пяти, по три года. Они одеты в халатики, на головках у девочек искусно расшитые тюбетейки, из-под которых выбиваются темными струйками косы. Дети играют, потом их ведут в столовую, где они, веселые и дружные, садятся за маленькие столы и пьют чай обыкновенный. Детский сад. Но где все это происходит, в каком краю? Диктор что-то говорил, поясняя то и дело сменяющиеся кадры. Диктор сказал: «Так живут дети в показательном аульном детском саду Марыйской области. Вы видите старшую группу ребят Марыйского детсада. Им исполняется по семи лет. Они скоро пойдут в школу».

Плотник Антон Колпакли, разглядывая детей, неотступно видел картины из собственной прошлой жизни, и в то же время перед ним все время менялись картины, запечатленные на кинопленке. И вдруг тог же голос диктора сказал: «Среди туркменских детей вы видите и украинского мальчика, Миколу Колпакли. Его родители погибли в начале войны…»

Плотник дальше ничего не слышал. Он вскочил, замахал руками и, часто дыша, уставился на экран, где во весь рост стоял его сын. Микола был в том же, как все, халатике, халатик распахнулся. Мальчик весело поглядывал с экрана. Лента двигалась, — сын плотника подошел к другим таким же ребятам, что-то им сказал, и они дружной стайкой пошли по детскому саду, мимо плодовых деревьев. Плотник видел только сына, он слышал своими ушами, как назвали его имя. «Микола! Сынок!» — зашептал он и, перепрыгивая через колени сидевших рядом людей, бросился в середину зрительного зала.

Тогда все заволновались. Колхозники знали горе Колпакли, и все помнили, как он потерял семью: многие знали его сына и жену, пропавших в один из первых дней войны. Десятки людей заговорили одновременно.

— Постойте, постойте! Скажите, чтобы остановили! Это ж Микола! — кричал плотник.

Киномеханику пришлось сызнова демонстрировать журнал туркменской кинохроники. Как только появились дети, и плотник увидел сына, он опять громко, на весь зал, стал спрашивать:

— Правда ли все, что там показано? Ведь родной сын, настоящий мой сын! — плотник не мог сдержать свою радость, шумел без умолку. — Да он большой стал, смотрите, он вырос! Ну как я его найду?

После сеанса механик и другие знающие люди объяснили Антону Колпакли: то, что снимается на ленту киножурнала, все это действительно существует. Люди, события и места, какие запечатлены на документальных картинах, не выдуманы, а взяты из жизни. Плотник может не тревожиться, сын его жив, надо только отыскать тот детский сад в Марыйской области, и тогда все будет в порядке.

4

Утром Атаназар-ага сидел у порога своего глинобитного домика и ожидал, когда сын вернется с арыка. Микола уехал на водопой. Как все аульные мальчишки, он любил кататься на осле. И в тот день он, по обыкновению, подвел ослика к забору, взобрался на него и поскакал к арыку. По пути Микола всегда заезжал к приятелям, которые жили неподалеку. Подъехав к их кибиткам, он кричал:

— Эй, Меред, Аман, выходите! Едем на арык!

Друзья, ожидавшие Миколу, выскакивали из дома, мигом садились на своих осликов и наперегонки мчались к воде, оглашая веселыми голосами утренние сады и поля. Атаназар успел крикнуть Миколе:

— Не задерживайтесь там, сын мой! Мне на работу, а тебе в школу идти.

Присев у порога, старик смотрел на удаляющихся детей. В это время из-за угла вышли трое мужчин. Они направились к Атаназару. Он привстал и, держа в руках лопату, оглядел подходивших гостей. Один из них был председатель аулсовета, другой, видимо, из городских работников, третий же, по виду, не похож был на туркмена. Что могло означать появление этих людей у его кибитки? — соображал Атаназар.

Они подошли, поздоровались. Председатель аулсовета сказал:

— Принимайте, мираб-ага! Ваши гости. К вам приехали, — он указал на своих спутников.

Атаназар торопливо разгладил свою бороду, поставил к стене лопату и еще раз окинул взглядом гостей. Особенно долго он вглядывался в крепкого с седоватыми висками мужчину, которого с первого же взгляда посчитал русским. Раньше он никогда его не видел, но странно: в чертах лица и во всей его фигуре было что-то очень-знакомое. Атаназар прикусил конец бороды и вдруг почувствовал слабость во всем теле. Но он тотчас распахнул обеими руками дверь дома и приветливо воскликнул:

— Прошу в дом, дорогие гости!

Они вошли. Он снова взглянул на того, чье присутствие его так волновало. Рассматривая его подробнее, он еще и еще находил в нем знакомые черты. Атаназар никогда не ошибался в людях. Сейчас перед ним стоял его сын Микола, которому было сорок пять лет.

Гость с седоватыми висками так близко напоминал мальчика, что всякие сомнения становились излишними. Это был Антон Колпакли.

— Сабир-эдже, угощай нас чаем, — сказал Атаназар и пригласил всех на ковер.

Сабир-эдже вышла готовить чай. Никто не начинал говорить, каждый ждал, что начнет другой. В тишине слышно было жужжание мухи, которая билась о стекло над детской кроватью. В это время с грохотом распахнулась дверь, и в комнату вбежал Микола. Он вернулся с арыка и разыскивал отца. Он хотел сказать ему, что ослик напоен, сейчас отец может ехать на поливы.