Упросить улететь - [4]

Скоро Яша сидел в вагоне и пялился в окошко, где мелькали зимние, голые деревья. Сначала он не обратил внимания на балалаечную музыку из репродуктора, но деревья мелькали, музыка играла, и Яша почувствовал себя неожиданно легко и ощутил радость. Возможно, после тяжелой болезни отца, когда все закончилось и он попал в другую обстановку, и должно стать иначе, но Яша отчетливо ощутил, что старик рядом, и ему весело от этой бойкой музыки, и он тоже едет на родину.

От железнодорожной станции пришлось идти пешком. Хотя небо затянули плотно тучи, далеко в поле Яша заметил смутный отблеск, какое-то бледное сияние. Его можно было сравнить с тем нездешним светом, что возникал иногда перед глазами после чтения Евангелия. Яша миновал озеро с вздутым после оттепели льдом и, когда взобрался на гору, увидел с нее родную деревню. Тут подул сильный ветер, прямо в лицо засек колючий мелкий снег - за ним не стало видно и того света. Из движущейся навстречу снежной коловерти выпал пьяный мужик. Яша поднял его и рассказал о смерти отца.

- Эх, - пьяница заплакал, - хороший был человек: все песни пел и улыбался!

И Яша вспомнил неизменную у родителя улыбку, на которую раньше не обращал внимания, и сейчас душа переполнилась ею, весь лед в ней и снег в одну минуту растаяли, и эта живая вода, за которой летят перелетные птицы, хлынула к сердцу.

Перед деревней спряталось в лесу кладбище. Протоптанная в снегу широкая дорога разделилась на несколько тропинок. Яша ступил на одну из них, но вскоре она превратилась в едва различимые следы. Сначала Яша посетил могилы родных и, ощущая на плече дорожную сумку, наконец осознал, зачем он здесь и что его привело сюда. У косогора, где из снега торчали последние кресты, Яша остановился. За соснами светилась голая белая пустошь. Весной она затоплялась водами, а когда река входила в берега, яркими красками луг покрывали цветы, и сейчас, после затяжной, долгой зимы, со страстью захотелось какой-то неизведанной небесной любви.

Читая письмо, краем глаза Тая заметила, как за окном неуловимо что-то изменилось. Она глянула на улицу и не могла оторваться. На противоположной стороне все дома серые, а один из красного кирпича, и только на красном заметно, что идет снег - поблескивает на солнце. Еще из окна виден балкон. Внизу гудит машина, скрылась за перилами, а на перилах снег, под ним полоска черного железа, и на черном Тая увидела, будто на проявленной фотопленке, негатив проезжающей машины, потом - другой, третьей. И еще увидела у красного дома Чикина, который смотрел в ее окно. Чуть ли не каждый день он приходил и стоял внизу, и сегодня девушка разорвала на мелкие кусочки лист с нарисованной мошкой и, набросив пальто, выбежала на улицу.

Чикин сказал ей, что она великолепно выглядит, а Тае казалось: она с ума сейчас сойдет.

- Чего стоишь? - спросила Тая у него. - Пошли!

- Куда? - не понял Чикин.

- К тебе домой, что ли... - пробормотала девушка.

Чикин готов был выполнить любой ее каприз, однако не ожидал это услышать, испугался, а она, заметив, готова была отхлестать его по щекам, но, когда пришли к нему, вдруг обессилела и, не снимая пальто, опустилась скорее на стул.

- Почему так холодно? - спросила, и Чикин бросился за дровами.

Разглядывая обстановку в полуразвалившемся деревянном доме, предназначенном на снос, девушка подумала: где еще может быть так голо и одиноко? Решила, что в монастыре, ей захотелось туда, лучше туда, и, пока Чикин растапливал печку, мечты ее одолевали; она не заметила, как потемнело. Едва Чикин задернул шторы и зажег свет, в окно постучали, и Тая опомнилась.

- Пересядь, пожалуйста, - попросил ее Чикин.

Не понимая, в чем дело, Тая отодвинулась, а он потянул за штору. На столбе горел фонарь, в его холодных лучах, замотавшись на ветках берез, поблескивали магнитофонные ленты, сброшенные с верхних этажей соседних зданий. Ленты, развеваясь, заунывно шелестели на ветру. Тут же Чикин обратно зашторил окно. Отвечая на недоуменный взгляд Таи и указывая на часы на стене, он объяснил:

- Иногда бездомные стучат, чтобы узнать время. Бывает, и ночью стучат, приходится зажигать свет, если не горит фонарь.

Она села у печки погреться, рядом примостился Чикин и стал шевелить поленья кочергой, затем бросил ее с грохотом на оббитый жестью пол и обнял девушку. Тая посмотрела на него, будто после долгой разлуки не узнавая, и тогда Чикин прильнул к ее горячим от огня, с растаявшей помадой губам...

Она проснулась оттого, что разваливалась голова; было еще темно и совершенно непонятно, сколько времени. Тая приподнялась и посмотрела на часы на стене, стрелок не увидела, только качались отраженные в стекле ветки за окном. Она встала и, схватившись за больную голову, оглянулась, но Чикин спал, отвернувшись к стене, и ей стало стыдно за себя. Она подошла к окну, раздвинула шире шторы, чтобы под фонарем одеться. На дороге ветер перелистывал газету - страница за страницей; наконец ее унесло по грязному снегу, на котором, казалось, тоже отпечатаны буквы. Одеваясь, она обнаружила: Чикин вчера так спешил, что не закрыл в печке дверку, а юшку задраил, и стало ясно, отчего болит голова. Тая поднялась на цыпочки, чтобы отодвинуть юшку, потом, нагнувшись, стала завязывать шнурки на ботиночках и едва не потеряла сознание.