Упреждающий удар - [8]

Шрифт
Интервал

Боярин Андрей Андреевич достойно ответил, глядя на напряженное лицо Константина Юрьева; вскинул руки - обнял, три раза поцеловались.

- Государь велел облобызать тебя при встрече...

В больших умных сине-голубых глазах воеводы вспыхнула радость, лицо смягчилось. Взяв за локоть, повел боярина в дом.

На следующий день после получения повелительной грамоты великого князя с личной припиской на отдельном желтом листке бумаги, вложенном во внутрь закрученной в трубочку пергаментной грамоты, опечатанной свинцовой печатью, Константин Юрьев собрал в Думном доме бояр. Ни сотенных, ни больших житьих людей, кроме Игоря Голубова, не пригласил - так всегда бывало, когда решались важные государственные дела.

По мере знатности и богатству уселись бояре на лавки вдоль стен. У дальней стены с квадратными окошечками, пропускающими лишь зеленоватый свет, за тяжелым столом напротив думных>26 мужей сели: воевода Константин Юрьев, его товарищ и московский боярин Андрей Воронцов. Отдельно, около выхода, в полном вооружении, сидел подвойский ватаман Игорь Голубов - как всегда аккуратно и красиво одетый. Думный дом был оцеплен охранной полусотней.

Бояре нет-нет да косились на подвойского: "Тебе-то што здесь делать - иди на улицу - сторожи..."

Андрей Воронцов сидел довольный. Все складывалось удачно: вятский воевода умный, толковый, искренне обрадовался походу, обещался живота не пожалеть - исполнить великокняжеское повеление; московское войско переправилось, устроилось - правда, не в кремле, но это временно.

Вчера, после встречи с воеводой, их увел к себе боярин Павел Богодайщиков - вон он, ближе всех сидит: небольшой, толстенький, черными масляно-плутовскими глазками поблескивает да свою смоляную бороденку подергивает. Напоил, накормил. Кроме меду подсласту>27, угостил красным вином, в мовницу>28 все втроем сходили...

Воевода сказал, зачем собрал думу, подал знак своему товарищу.

Игнат Репин развернул великокняжескую грамоту, приветливо улыбнулся и высоким голосом начал читать.

Андрей Воронцов знал содержание грамоты, тайной приписки. В грамоте государь Иван Васильевич повелевал своим вотчинникам-вятчанам идти большой ратью на Сарай - столицу Орды, чтобы упредить хана Ахмеда, собирающегося напасть на Московскую Русь; там же требовал, чтобы воеводой был Костя Юрьев (усыновленный племянник ныне покойного воеводы вятского - ярого сторонника Москвы)... Напоминает вятчанам о присяге, которую они дали великому князю Василию II в 1459 году "на всей его воли"...

И о том, что по духовному завещанию отца, Василия II, Иван III наследовал в 1462 году Вятскую землю как "вотчину" великокняжеского дома.

В приписке государь предупреждал, чтобы о предстоящем походе "известно не было... Готовьтесь будто Двинские земли воевать..." Сказано о Новгороде, о Казимире IV... о том, что собирается Иван III воевать на будущий год Новгород и его земли...

-... Для подмоги и совета посылаю мово ближнего боярина Ондрей Ондреевича со своим двором... - продолжал читать товарищ воеводы. - Вместе с ним посылаю освященный стяг с ликом Георгия... татар-ведомцев и кормника Ваську Борта...

Обещал великий князь три года после похода не тревожить вятскую землю, не брать дань...

Закрутился боярин Павел Богодайщиков - глаза злые, недовольный.

"А-а, вон ты каков, "потомок греческих богослужителей", - как вчера, захмелев, он называл себя. - Татарин ты, а не грек! Правильно сделали, что до поры до времени не сказали, что в грамоте пишется, а то ты взмутил бы воду!" - подумал Андрей Воронцов, начиная сердиться...

Кончил читать Игнат Репин. Дума примолкла. Ждали чего-то...

- Что скажете, люди? - спросил воевода, каменея лицом.

И вдруг: заговорили, зашумели все.

- Давайте по одному, - потребовал Константин Юрьев.

- Я скажу!.. - встал Павел Богодайщиков. - Мы с Пахомием>29 две ноги Вятки - на нас стоит. Он, - указал на боярина Лазарева - старшего, - железо варит; у меня - люди, мясо, жито... Нам с ним ответ держать за всю землю Вятскую. Рядом с ним сидевший Пахом Лазарев - типичный русский: высокорослый, с широкой русой бородой - согласно кивал: "Эдак, эдак". - Богодайщиков продолжал: - Мы против бусурман; за Веру и Землю нашу готовы головы сложить, но кто ж тогда через три года будет московскому князю дань платить, помогать ему ратовать?.. - Богодайщиков вздохнул глубоко, оглянулся. - Нам это дело с умом надо делать: штобы польза была, а не урон, не погибель - а так пустое... Надо силой окрепнуть, оправиться от ран татарских - ведь ни одного целого села, деревни... На ноги встать, а не губить себя... Костя! - обратился он к воеводе. - Расскажи московскому боярину, как земля наша обнищала... Сможем ли большой полк набрать, вооружить, обуть и кормом снабдить?... Нет, не сможем! - и предложил: - Давайте отпишем о наших бедах - он поймет - отменит поход... - под конец не выдержал: закричал визгливым, неприятным голосом: - Мы, русские, православные, не можем уподобиться диким кочевникам и идти на разбой... вот если они к нам придут - другое дело!..

Выступили еще несколько бояр - тоже против похода. Старший Лазарев встал, одернул бороду и спокойно, убедительно объяснил, что не хватит железа для оружия...


Еще от автора Вениамин Константинович Чернов
Разрозненная Русь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Киллер Миллер

«Торчит Саша в чайной напротив почты, пьет кислое пиво, гордо посматривает на своих собутыльников и время от времени говорит: — Если Бог, — говорит, — когда-нибудь окончательно осерчает на людей и решит поглотить всех до последнего человека, то, я думаю, русские — на десерт».


Прощание с империей

Вам никогда не хотелось остановить стремительный бег времени и заглянуть в прошлое? Автор книги, Сергей Псарёв, петербургский писатель и художник, предлагает читателям совершить такое путешествие и стать участником событий, навсегда изменивших нашу привычную жизнь. В книгу вошла повесть о послевоенном поколении и службе на космодроме Байконур, а также материалы, связанные с историей лейб-гвардии Семёновского полка, давшего историческое название одному из интереснейших уголков старого Петербурга – Семенцам.


Нора, или Гори, Осло, гори

Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.


Панкомат

Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.


Винтики эпохи. Невыдуманные истории

Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.


Уплывающий сад

Ида Финк родилась в 1921 г. в Збараже, провинциальном городе на восточной окраине Польши (ныне Украина). В 1942 г. бежала вместе с сестрой из гетто и скрывалась до конца войны. С 1957 г. до смерти (2011) жила в Израиле. Публиковаться начала только в 1971 г. Единственный автор, пишущий не на иврите, удостоенный Государственной премии Израиля в области литературы (2008). Вся ее лаконичная, полностью лишенная как пафоса, так и демонстративного изображения жестокости, проза связана с темой Холокоста. Собранные в книге «Уплывающий сад» короткие истории так или иначе отсылают к рассказу, который дал имя всему сборнику: пропасти между эпохой до Холокоста и последующей историей человечества и конкретных людей.