Упреждающий удар - [24]

— У Хомича, у Хомича! — радостно орет очкарик.

А я отлично помнил, что на четырнадцатом этаже у Хомича работают одни девушки, потому что у Хомича на четырнадцатом нотариальная контора, он всех наших обслуживает, а в работе с бумагами, как говорит старик Хомич, «только нежные женские руки нужны».

Мы проезжали троллейбусное кольцо, и я подумал, что это будет последний экзамен для моих попутчиков.

— Спасибо, — сказал я как можно спокойней, — высадите меня здесь.

— Сиди уж, — впервые открыл рот водитель. — Нам все равно надо в центр. Подкинем до метро, — и он не снизил скорость.

Вот тебе и экзамен.

С меня просто семь потов сошло за оставшиеся пятьсот метров до остановки. Но «волга» аккуратно замерла возле освещенного входа в метро, там, где я в прошлый раз высаживал, да не высадил студентку.

— Приехали, — сказал очкарик.

Я вылез и смотрю: они вслед за мной вылезают, и лица их не предвещают ничего хорошего. У водителя в руках монтировка оказалась, а очкастый, этот ничего, просто кулаки сжимает. Тут я не выдержал, сунул руку в карман.

— Сколько с меня? — спрашиваю.

Очкарик прищурился.

— Слушай, ты, — говорит, — мы не за этим. Если мы тебя еще раз увидим с девушкой по имени Надежда, все тебе будет. Понял, о’кей?

— Нет, это вы меня слушайте, — отвечаю я. И достаю из кармана револьвер, разумеется, газовый, но который в темноте почти не отличить от настоящего. — Если она еще раз на вас пожалуется, дяде или мне, кранты вам полные. Уразумели? — сказал я и повел револьвером для пущей убедительности.

Очкарик вздрогнул, да так и приклеился взглядом к оружию. А водитель вдруг заулыбался и говорит:

— Слышь, Феня, а мозгляк-то суров оказался!

«Мозгляк» — это я. А очкарика, выходит, зовут Феней. Несколько секунд они молчали, потом переглянулись и сели в машину. Вот так, оба, не cговариваясь. Захлопнулись дверцы, и все, «волга» отчалила от бровки.

Я остался стоять в недоумении. Что это за дела такие? У меня только руки начали чесаться, а они — в машину. Еще мерцали некоторое время красные огоньки вдали, пока не смешались с огоньками других машин, и я остался совсем один.

После этого я поехал на метро. Сидел в полупустом вагоне и думал: если дядя так обеспокоен действиями этих парней, какую опасность они представляют для Нади? Он спутал меня с ними, это же было ясно. Интересно, что у меня будет дальше с этими парнями?

И еще я думал: один раз заступившись за девушку, я тем самым взвалил на себя ответственность за нее. Что у меня дальше будет с Надей?

Глава 8 Неожиданная проблема

— Мне нужны деньги, мне нужны очень большие деньги, — сказала Надя и заплакала.

Она знала, что я не выношу слез. Женщины могут ругаться, бить посуду — это я допускал, потому что женщинам нужна разрядка, — но терпеть женские слезы было выше моих сил.

Но Надя плакала, и я, откровенно говоря, не знал, как ее остановить.

— Тебя больше не тронут, — неуверенно сказал я.

— Почему? — Она вскинула взгляд.

— Не тронут… Я знаю это.

Она освободилась из моих рук. Встала, сунула ноги в тапочки и прошлась по комнате. Резким движением, словно не желая, чтобы я это видел, подняла руки и вытерла слезы на щеках, проведя указательными пальцами от глаз к губам.

Я сделал вид, будто вовсе не наблюдаю за ней. Очень мне нужно наблюдать за ней! А Надя уже кричала, обернувшись ко мне:

— Ты не представляешь, какие деньги мне нужны!

Она злилась, а я… Что ж, мне было просто приятно на нее смотреть. По крайней мере, я видел, что моя Надя жива. Но что она кричала? Ей нужны большие деньги? Я приподнялся на локте:

— Ну, хорошо, сто долларов? Двести, триста?

Она промолчала.

— Тысяча, две, три?

Молчание. Надя смотрит на меня огромными глазами.

— Сколько? Ты же знаешь, я на все пойду ради тебя.

Она повернулась к окну и отдернула занавеску. Через некоторое время я услышал:

— Каждый день по сто пятьдесят долларов. Иначе я не выживу.

Вот так. Еще интересней. Почему ей понадобились именно сто пятьдесят долларов в день? Почему, скажем, не сто сорок и не сто шестьдесят?

— Почему? — спросил я, но Надя наотрез отказалась мне рассказывать.

Вообще в нашем общении было много непонятного. Во-первых, наши отношения как-то быстро привели к постели. Настояла на этом Надя. Она появилась у меня на очередной консультации и заявила, что все знает, и что мне совершенно незачем что-то скрывать. Ну, раз знает, значит, знает, рассудил я и в самом деле не стал скрывать, что у меня была стычка с какими-то парнями, которые, впрочем, быстро ретировались. Услышав о парнях, Надя преобразилась. Она сказала, что — гори все огнем! — она проводит меня домой, потому что боится за меня. Вот так — не я ее пригласил, она сама вызвалась. Потом я не помню. Кажется, я все-таки первый предложил ей подняться наверх, когда мы с ней оказались возле нашего дома. Выпить чашку кофе. Тут ведь такое дело, я тоже не был против.

Но в тот раз, кроме кофе, ничего не было. Дома была мама, которая страшно обрадовалась гостье.

После консультации, которая состоялась на следующий день в Здании, мы с Надей отправились не в город, а в противоположную от города сторону. Километров за двадцать от Москвы, у самого шоссе, работал небольшой ресторанчик. Заведение оказалось весьма уютным: зал столиков на десять, не больше, официант в охотничьей шляпе с пером. Я заказал какого-то дорогого вина. Наде налил полный бокал, а себе — на донышко.