Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа - [21]

Несмотря на то, что после XX съезда КПСС (1956 год), а в особенности после XXII съезда КПСС (1961 год), на котором была принята программа строительства коммунистического общества, во внутренней политике СССР произошли эпохальные изменения в сторону смягчения режима, западная пропаганда, вопреки всякой логике, только усиливала критику СССР как тоталитарного государства. Соответственно, ужесточались и приемы идеологической борьбы, все более разогревавшие холодную войну. Иррациональность этих действий, казалось бы, далеко выходит за пределы разумного, взвешенного подхода. Особенно ярко эта иррациональность проявлялась на фоне того обстоятельства, что США, гневно обвинявшие СССР в тоталитаризме и тирании, сами никогда не брезговали сотрудничеством с откровенными диктаторскими режимами и даже всемерно способствовали их появлению на свет. Но, конечно, это великодушное прощение давалось только при условии, что эти диктатуры немедленно попадали под полный политический и экономический контроль самой демократической страны мира. Очевидно, что такая иррациональность никак не вяжется с исключительно рациональным духом либерализма, поэтому в нашей работе будет нелишним взглянуть на эту проблему внимательней.

На том же XXII съезде КПСС был принят «Моральный кодекс строителя коммунизма», в котором среди дежурных клятв в верности делу коммунизма, в основном, провозглашались нравственные ценности традиционного общества, а именно: добросовестный труд на всеобщее благо; товарищеская взаимопомощь – один за всех и все за одного; не конкуренция, а сотрудничество – человек человеку друг, товарищ и брат. Греховным несправедливости, нечестности, карьеризму и стяжательству объявлялась война, а «честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни, взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей» провозглашались несомненными добродетелями. К этому добавлялась дружба и братская солидарность со всеми народами мира. Фактически хрущевская оттепель означала не только конец эпохи сталинизма (очень символичен в этом смысле вынос тела Сталина из мавзолея) и диктатуры пролетариата, но, прежде всего, согласно марксизму, конец неизбежного, кровавого этапа построения «светлого коммунистического завтра» – беспощадного уничтожения класса эксплуататоров. Решения XXII съезда КПСС ознаменовали собой переход советского общества на качественно новый уровень – к сотрудничеству всех слоев населения в продолжавшемся строительстве государства всенародного счастья. И эта мирная трансформация СССР реально подтвердилась практикой – СССР образца 1937 года нельзя ставить на одну доску с СССР образца 1967 года, и тем более 1977 года. Это были совершенно разные государства, хотя и носившие одно и то же название и занимавшие почти ту же самую территорию. Несмотря на то, что осуществленный в СССР переход в новое качество являлся главным программным пунктом почти всех коммунистических учений, для Запада эти декларации СССР прозвучали как гром среди ясного неба. Они означали, что отныне, на деле, СССР решительно отказывается, во всяком случае, в своей внутренней политике, от социал-дарвинистской компоненты марксистского учения – борьбы классов, и твердо встает обеими ногами на позиции традиционного общества, но, разумеется, не монархического, а скорее патриархального, общинного, существовавшего еще в доисторическую эпоху. Сам же Запад, и особенно США от положений социал-дарвинизма – основы основ капиталистической конкурентной борьбы – отказываться не собирались. Совершенно очевидно, что коллективистские, высоконравственные заповеди «Морального кодекса строителя коммунизма», воскресившие традиционные ценности, причем в одной из самых древних и самых устойчивых форм, напрямую противоречили безнравственным идеалам буржуазного либерализма – безжалостной конкуренции, беспощадной борьбе всех против всех, чем и привели уже совсем было победивший в мировом масштабе либерализм в лютое бешенство. С этого момента все успехи СССР рассматривались Западом, сумевшим к тому времени преодолеть искушение социализмом, как успехи неожиданно воскресшего традиционного общества в его борьбе за овладение умами человечества и, соответственно, как глубокое поражение классических либеральных идей. И поэтому нет ничего удивительного в том, что антикоммунизм на Западе принял формы истерии, которая, впрочем, не помешала проведению хорошо продуманных тактических и стратегических мероприятий, направленных на уничтожение опасного политического, экономического, но в первую очередь идеологического конкурента.

В итоге грянул 1991 год и большая страна, практически возродившая традиционализм в его лучших проявлениях и благодаря тому претендовавшая на роль самой справедливо устроенной страны мира, внезапно перестала существовать. И хотя в мире оставались еще государства, официально позиционировавшие себя как коммунистические (и первое среди них Китай) победа буржуазного либерализма – капитализма к концу XX века представлялась полной и окончательной, что и зафиксировал в уже упоминавшейся работе Френсис Фукуяма.