Употреблено - [25]

[9].

– В том смысле, чтоб болезнь распространялась, действительно pas grand-chose. Но истребить ее тоже не истребили.

– А что, у тебя есть интересная точка зрения на это дело?

Натан судорожно вдохнул – не смог сдержаться, но Наоми ничего не заметила.

– Убедительная, скажем так. Убедительная точка зрения.

Теперь Наоми – на сей раз на “Эйре”, не стареньком “Макбуке Про” – листала те же страницы, что и Натан, рассматривала торонтский дом Ройфе в Google Street View. Свежеотстроенное фальшивое шато, псевдовикторианская безвкусица худшего сорта. М-да… А чего вы, собственно, хотели? От старого доктора, канадского еврея, у которого водятся деньжата? Улица, правда, симпатичная, зеленая.

– Ройфе там? В Торонто? И ты хочешь с ним встретиться.

Натан слышал в трубку стрекот клавиатуры, но, чувствуя за собой вину, в которой не мог признаться, хотел похвалить Наоми.

– Для человека, не интересующегося медициной, совсем неплохо. Ну-ка, может, ты и имя Ройфе знаешь?

– С пальчиками или без?

“Пальчики” – это было их словечко, и означало оно – вместо мозгов и памяти использовать Google Search.

– Про имя я поздновато спросил.

– Смотрю на фотографию Барри, – сказала Наоми. – Ну просто Джимми Стюарт в образе раввина. Вспоминаю синагогу “Холи блоссом” и еще кое-что из моего торонтского прошлого. А ты знаешь, как звали Альцгеймера? Без пальчиков.

– Конечно, знаю. Алоис. А ты знала, что Крейтцфельдт был помощником Альцгеймера? Крейтцфельдт из дуэта Крейтцфельдт – Якоб? Коровье бешенство, помнишь? Что-то вроде того?

– Ну да, я совсем забыла, чем ты занимаешься.

Натан сочинял на ходу будущую статью и все, что приходило ему в голову, проговаривал Наоми, как самому близкому человеку, – так он делал всегда, вот только понимала ли она почему? Натан нагнулся, наклонил голову чуть не к самому полу, чтобы никто из пассажиров не смог прочесть слов по губам.

– Если этому Барри Ройфе свезет открыть еще какой-нибудь сенсационный недуг, что будет? Его назовут Ройфе-2?

– Хорошенькое везение.

Наоми отвлеклась, левой рукой набирала на айпаде, правой – на клавиатуре “Эйра”, то читала интернет, то просматривала сыпавшиеся в айфон прелюбопытные эсэмэски. Самая любопытная: “Привет из Токио, Наоми. Вот электронный адрес, который ты просила: [email protected]. Перезвони”. На аватаре в пузырьке с сообщением было фото симпатичной молодой японки в антикварной картинной раме, на нижней рейке – трехмерная латунная табличка с надписью “Ваша Юки”.

Натан и сам отвлекся, вступив в воображаемый диалог с доктором Ройфе: “Если ваши исследования социально значимы, вам ведь должны выделять гранты, не так ли, доктор?”

– Это и есть твоя задумка? “Ройфе-2: возвращение”?

Вообще-то Наоми не была жесткой – только если защищалась, но, поглощенная интернетом, могла по рассеянности сказать что-нибудь обидное. Однако Натан уже не ее убеждал, а Ройфе.

– Но это же отличная задумка! Столько всего можно затронуть – славу врача и все, что ей сопутствует, систему выдачи грантов на медицинские исследования, ограничение свободы вероисповедания и так далее. Каково это, когда твое имя становится названием всем известной болезни и пугает больше, чем тот же Крейтцфельдт? Какому человеку нужна подобная слава? И расстроится ли он, когда найдут лекарство и его имя исчезнет с передовиц?

– Что ж, и правда может сработать. Думаешь, правда будет сенсация? Уже нашел, куда пристроить?

– Нет, это специальный материал. Сделаю за свой счет. Но тянет на “Нью-Йоркер”, а? В “Медицинскую хронику”?

– Тебя послушать, так всем твоим статьям только там и место.

– На сей раз будет нечто особенное.

– Будоражит тебя эта тема.

– Точно. Еще как.

Вдохновившись сообщением Юки, Наоми бросила Ройфе и откопала еще несколько сомнительных сайтов, посвященных убийству Аростеги, кишевших вирусами и ложными ссылками на русские и китайские ресурсы. Сами интернет-страницы были будто заражены смертельно опасной болезнью, но это казалось правильным, даже как-то успокаивало. Айпад Наоми (она прозвала его Чумазый), будто бы считав ее мысли через кончики пальцев, которыми она прикасалась к сенсорному экрану, выбросил крупный план отрезанной головы Селестины – она лежала в маленьком холодильнике на кухне Аростеги.

– Господи, – простонала Наоми. – Боже. Наткнулась на еще одну жуткую страничку с Аростеги. По-моему, снимал убийца. Судмедэкспертов в кадре нет. Кто же это запостил? Кину тебе ссылку.

Натан встал, потянулся. По залу ожидания прокатился голос диспетчера – объявляли посадку. Рейс был не его, но Натан нарочно отнял трубку от уха, чтобы динамики телефона поймали металлический, искаженный помехами голос – для правдоподобия. От этих болезненных разговоров и ему уже стало не по себе.

– Взгляну, как долечу до Торонто. Пора, мой рейс объявили. Не раскисай. Я тебя обожаю.

– Je t’adore aussi[10].

Наоми нажала красную кнопку “завершить звонок” и немедленно перенеслась обратно в квартиру Аростеги.

4

В Форест-Хилл-Виллидж, в центре Торонто, у входа в ресторан “Дилижанс”, захудалую кафешку с вывеской в форме запряженной четверкой кареты, Натан вылез из такси мятно-тыквенного цвета. Мимо прошаркали старики с ходунками, девчонки в серо-бордовой форме из соседней школы, носившей имя епископа Корнуоллского, зашли в кафе, потом вышли. Убрав подальше фотоаппарат и прочие устройства, способные снимать и записывать, Натан прошел в двойные двери и остановился перед антикварным кассовым аппаратом – медь с чеканным узором, маркированные цветом клавиши со стеклянным верхом, основание из дерева и мрамора.