Употребитель - [136]

Джонатан продолжал работу. Он прерывал ее только тогда, когда слышал шаги и опасался, что кто-нибудь спустится в подвал. На самом деле здесь было просто невероятно тихо, сюда доносились еле слышные звуки с жилых этажей — да иначе и быть не могло, потому что от первого этажа нас отделял еще уровень, на котором располагались кладовые. Тем не менее я нервничала. Другие домочадцы запросто могли начать искать меня. Мне хотелось как можно скорее покончить с этим жутким делом. «Тот, кто лежит в этой каморке, — чудовище, — мысленно повторяла я, чтобы заглушить чувство вины. — Это не человек, которого я знала».

— Поскорее, пожалуйста, — проговорила я, сидя на старом бочонке.

— Тут ничего не поделаешь, Ланни, — бросил Джонатан через плечо, не прерывая работу. — Твой яд…

— Какой же он мой? Не только мой, — воскликнула я и спрыгнула с бочки.

— Яд со временем растворится. Узлы могут ослабнуть, кляп выпадет, но стенка должна выдержать. Она должна получиться самой крепкой, какую мы только можем сложить.

— Хорошо, — сказала я и стала ходить по погребу, заламывая руки. Я понимала, что яд не мог убить Адера, но надеялась, что он будет спать вечно или его мозг повредится настолько, что он не в силах будет вспомнить, что с ним стряслось. Потому что он не был магическим существом. Он не был ангелом или демоном; он не мог заставить узлы развязаться, не мог пролететь сквозь стены подобно призраку. А это означало, что через какое-то время он проснется в темноте и не сможет вытащить кляп изо рта, не сможет позвать на помощь. Кто знал, как долго ему придется томиться здесь, погребенному заживо…

Я еще немного постояла рядом со свежесложенной стеной, чтобы посмотреть, не почувствую ли я присутствие Адера, похожее на электрический разряд. Я ничего не почувствовала. Связь между нами исчезла. Возможно, это произошло потому, что Адер пребывал под действием яда. Возможно, через какое-то время, когда очнется, я вновь обрету эту колдовскую связь. Я думала о том, какая это будет пытка — день за днем ощущать внутри себя его агонию и не быть способной ничего сделать. Не могу передать, сколько бессонных ночей я думала о том, что сделала с Адером. Бывали моменты, когда мне казалось, что я почти готова дать ему свободу — если бы это, конечно, было возможно. Но в тот день я не могла позволить себе таких мыслей. Было слишком поздно для жалости и угрызений совести.

Остальные домочадцы вечером того дня куда-то ушли. Только тогда Джонатан выскользнул из своей комнаты. У меня было предчувствие, что мы с ним поссоримся. Но он отвел меня в сторонку и спросил:

— Теперь мы можем вернуться в Сент-Эндрю, правда?

Я ахнула:

— Сент-Эндрю — это последнее место, куда мы могли бы уехать. Именно там нас скорее всего раскусят. Мы никогда не состаримся, не забывай об этом, никогда не заболеем. Все те люди, к которым ты так хочешь вернуться, будут смотреть на тебя с ужасом. Тебя станут бояться. Ты этого хочешь? Как мы сможем рассказать, что с нами случилось? Никак. И пастор Гилберт устроит нам правеж, как ведьме и колдуну.

Взгляд Джонатана затуманился. Он промолчал.

— Мы должны исчезнуть. Мы должны уехать туда, где нас никто не знает, и как можно скорее. Ты должен мне доверять, Джонатан. Ты должен на меня положиться. Теперь у меня только ты, а у тебя — только я.

Он не стал спорить и, поцеловав меня в щеку, отправился в паб, где мы с ним договорились встретиться на следующий день.

Наутро я объявила остальным, что еду в Филадельфию к Адеру и Джонатану. Тильда подозрительно вздернула брови, но я усмирила ее словами Адера: сказала, что, убив Узру, он не мог больше находиться здесь и ловить на себе обвиняющие взгляды. И добавила, что я, в отличие от остальных, его простила. Затем я отправилась к Пиннерли за списком счетов, которые были открыты на имя Джонатана. Стряпчий не хотел отдавать мне личные бумаги Адера, но потом мы с ним пошли в дальнюю комнату, и я его ублажила, после чего он сразу передумал. Что такое десять минут разврата в сравнении с обеспеченным будущим? Я была уверена, что Джонатан простит меня; да я, собственно, ничего не собиралась ему об этом рассказывать.

Ни Донателло, ни Алехандро, ни Тильда не сказали мне ни слова, но мое поведение, конечно, вызвало у них подозрения и опасения. Они то и дело собирались в темных уголках и шептались, но потом все же разошлись по своим комнатам, и у меня появилась возможность прокрасться в кабинет. Нам с Джонатаном нужны были деньги для побега — по крайней мере, на то время, пока мы не подберемся к суммам, которые фактически даровал Джонатану сам Адер.

К моему изумлению, я застала в кабинете Алехандро. Он сидел за столом, обхватив голову ладонями. Правда, он совершенно равнодушно наблюдал за тем, как я перекладываю наличные деньги из шкатулки в сумочку. Это выглядело вполне естественно — допустим, Адер попросил меня привезти еще денег. Но когда я вытащила из рамы рисунок углем, изображавший Джонатана, Алехандро с любопытством склонил голову к плечу. Я скатала рисунок в рулон и перевязала красным шелковым шнурком.

— Зачем ты забираешь рисунок? — спросил Алехандро.