Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - [60]

Что же касается прекращения репрессий, то когда бывший член Севастопольского совета А. Каппа, после декабрьской резни, спросил председателя Совета Н.А. Пожарова, конец ли это террору, то получил ответ: «Пока да, но вспышки еще будут…».

В те дни многие флотские офицеры покинули Севастополь и бежали в Симферополь, Ялту и Евпаторию. Наконец, 17 декабря Севастопольский комитет большевиков выпустил воззвание «Против самосудов!». В нем говорилось: «Гнев народный начинает выходить из своих берегов… Партия большевиков решительно и резко осуждает самочинные расправы… Товарищи матросы! Вы знаете, что не у большевиков искать контрреволюционерам пощады и защиты. Но пусть их виновность будет доказана народным гласным судом… и тогда голос народа станет законом для всех». Одновременно ВРК принял решение разоружить, вернувшихся с Дона матросов, которые были в первых рядах убийц.

Но бессудные расправы продолжились – в ночь с 19 декабря на 20 декабря 1917 года было убито еще семь человек, содержащихся в арестантском доме, в том числе надворный советник доктор В. Куличенко и настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне отец Афанасий (Чефранов). Настоятеля убили прямо в храме, а тело сбросили в море. Тогда же в собственном доме был задушен другой священнослужитель – отец Исаакий (Попов).

Современный историк ВМФ М.А. Елизаров пишет: «Утверждение Советской власти на Юге, на Черноморском флоте сопровождалось волной офицерских самосудов. Глубинные причины их были те же, что и на Балтике в Февральскую революцию. На Юге в февральско-мартовские дни эти причины, как отмечалось, были приглушены во многом именно потому, что Черноморский флот мог не волноваться за свой революционный «имидж». Развитие революции быстро было повёрнуто в русло эсеровского революционного оборончества, которое временно объединяло офицеров и матросов. Но примерно к декабрю 1917 г. стало ясно, что развитие революции идет по пути Советов и выхода из войны. Как выше было указано, в Севастополе эсеровское «мартовское» прошлое лояльного отношения к офицерам стало играть обратную роль. Поэтому утверждение Советской власти в Крыму сдетонировало не только старые причины, связанные с непримиримостью к офицерам, как «стрелочникам» за самодержавие, японскую и мировую войны, но и новые, связанные с корниловской «контрреволюцией» Тем более, что центр корниловской «контрреволюции» переместился с севера на соседний Дон и что Балтика показала пример экстремистских методов борьбы с ней».

Историк флота из Екатеринбурга (Уральский Федеральный университет) А.П. Павленко так оценивает декабрьские события 1917 года в Севастополе: «…Всякая расправа, кажущаяся со слишком близкого или слишком далекого исторического расстояния стихийной и бессмысленной, убийства были вызваны вполне определенными причинами и проходили по определенному сценарию. Декабрьские погромы были вызваны возвращением с корниловского и калединского фронта воевавших там моряков 1-го Черноморского отряда, сильно обозленных упорным сопротивлением, в основном белого офицерства. Через некоторое время разошедшиеся боевики дестабилизировали ситуацию, и повели агитацию за убийство офицеров. В проведенных убийствах, кстати, отчетливо просматривает мотив личной мести – значительная часть убитых, либо имела плохие отношения с матросами, либо участвовала в подавлении революционных выступлений на флоте в 1905-07 гг. К тому же основная их масса состояла из средних офицеров, чаще других имевших конфликты с матросами, да еще и часто использовавшая дисциплинарные меры для выслуживания перед начальством, так как этот контингент состоял в основном из честолюбивых офицеров молодого или среднего возраста. В общем, налицо личная месть обозленных матросов, притом, что рукоприкладство перед революцией было, в целом не слишком распространено и потому, надо полагать, воспринималось еще более обидно. Забавно, что, так как эсеровский Совет не мог контролировать ситуацию, то за дело взялся самочинно организованный большевистско-левоэсеровский ревком, который установил порядок в городе, а заодно взял и власть».

К большому сожалению, все происшедшее в декабре 1917 года в Севастополе и на Черноморском флоте, говорило о том, что принесенные на алтарь революционного беззакония жертвы были далеко не последними. Черноморские матросы, в своем подавляющем большинстве, по-прежнему, оставались неуправляемыми. Более того, вкусив человеческой крови, и уверовав в свою полную вседозволенность, они были готовы теперь к новым массовым репрессиям против всех, кто казался им недостаточно революционными. Самое страшное для Севастополя и Черноморского флота было еще впереди.

* * *

Между тем, ситуация в Крыму все накалялась и накалялась. В конце декабря по Севастополю распространились слухи о, якобы, готовящемся захвате города крымско-татарскими боевиками, т. н. «эскадронцами». Поэтому в Севастополе, в ожидании появления татарских отрядов, не раз объявлялась тревога, береговые части и корабли приводились в боевую готовность, а шоссе Инкерман-Бахчисарай периодически освещалось прожекторами.