Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - [54]

Помимо латышей для расправы с непокорными матросами были приведены сочувствующие большевикам Волынский и Егерский полки (где, по остроумному замечанию Бонч-Бруевича, трезвых тоже не было, но зато было меньше буйных), а также броневики в Петропавловской крепости. Сам Смольный приготовился к обороне. Не исключалось, что разъяренные матросы попытаются его захватить! Были приняты меры по мобилизации матросского общественного мнения команды «Авроры» и других кораблей, стоявших на Неве, чтобы заручиться от них хотя бы нейтралитетом. Многое зависело и от позиции лидера анархиствующих матросов А.Г. Железнякова. Поставленный ходом событий перед альтернативой, что ему ближе – задачи мировой революции или власть в районе Благовещенской площади (ныне площади Труда), где располагался 2-й Балтийский экипаж, он, после определенных колебаний выбрал первое. Впоследствии именно этот поступок обеспечить А.Г. Железнякову почетное место в пантеоне героев революции.

После того, как А.Г. Железняков, в обстановке острого внутреннего конфликта, с частью матросов покинул 2-й Балтийский экипаж, уже не могло быть речи о выступлении мятежного экипажа против большевиков в столице. Поэтому часть наиболее активных матросов во главе с Жоржем Железняковым и попыталась удрать на Украину, чтобы делать там уже собственную «матросскую революцию» и куролесить в свое удовольствие.

Что и говорить, нелегко приходилось большевикам в их противостоянии с матросской вольницей. Однако медленно, но вверено, шаг за шагом, они упорно шли к своей цели – устранения матросов, как самостоятельной и непредсказуемой политической силы.

Ну, а то, что сам Бонч-Бруевич назвал воспоминания не слишком литературно, то на самом деле от прочитанного становится страшно за тот революционный беспредел, что творился в начале 1918 года в Петрограде.

Воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича о выступлении 2-го экипажа явно следует скорректировать в плане оценки его, как бандитского гнезда, констатируя проявления самой примитивной анархии с зачатками демократизма. Кадетская газета «Наш век» (все другие газеты о матросском псевдомятеже 2-го Балтийского экипажа предпочитали молчать) поместила заметку «К заговору против Советской власти». Но в ней «заговорщиками» назвала, почему-то, не матросов, а арестованных ими офицеров». Получалось, что офицерам гораздо больше сочувствовал Смольный, строивший планы использования офицеров против назревавшего наступления немцев, чем кадетская газета, вероятно, строившая планы использования матросов против Смольного. К тому же офицеры в январе 1918 года, пожалуй, как никогда еще в истории России, находились в униженном состоянии, и их патриотизм многими трактовался, как главная причина продолжения мировой войны.

Что касается позиции, относительно столкновения Смольного со 2-м Балтийским экипажем, то основная часть матросов из Гельсингфорса и Кронштадта, а так же Морской наркомат, во главе с П.Е. Дыбенко (у которого и без данного конфликта в то время были проблемы из-за его авторитарных методов руководства Центробалтом) была нейтральной. Да и сам Смольный искал точки соприкосновения с матросами на почве признания «идейного анархизма», который в это время выступал союзником в борьбе с бандитизмом и к которому тяготели матросы 2-го экипажа, разочаровавшиеся в большевиках.

При этом 2-го Балтийский экипаж не чувствовал себя проигравшей стороной, а наоборот. Так, матросы, уезжавшие на юг с Железняковым-старшим, считали себя истинными бойцами революции. Оставшихся же в столице с Железняковым-младшим матросов, они считали изменниками революционного дела.

Как отмечает сам В.Д. Бонч-Бруевич, у оставшихся в Петрограде приверженцев Железнякова-младшего разложение скоро пошло дальше: «Железняков – младший разместился на новой квартире, – получив лишь небольшую часть патронов. Но и здесь матросы броненосца «Республика» (линейного корабля – В.Ш.) не приняли вид, как другие, действительно боевых, хорошо дисциплинированных частей. Разложение среди них скоро пошло дальше. Беспробудное пьянство, грабежи проходивших мимо, кражи в городе вновь обратили наше внимание на них, и мы решили совершенно избавиться от этого буйного, не поддающегося дисциплине элемента, крайне мешавшего регулировать революционный порядок в красной столице. В один из вечеров наш смольнинский отряд быстро вошел в это помещение, сиял часовых и разоружил всех матросов, среди которых много было пьяных, вповалку спавших с пьяными проститутками. Железняков понял, что ему оставаться здесь больше нельзя, и что его часть разлагается совершенно. Он отобрал около 200 человек, на которых мог надеяться и попросил послать его на фронт…»

Историк военно-морского флота М.А. Елизаров пишет: «Выступление 2-го Балтийского экипажа и другие случаи обозначили противостояние матросов и большевиков, отражение матросами нараставшего недовольства со стороны значительной части народа тем, как большевики руководят страной. Не случайно тогда имели место слухи о возможном взятии власти матросами (даже при вариантах реставрации царской власти). Позиция В.И.Ленина в этих условиях была неоднозначной. И. Штейнбергу, настойчиво добивавшемуся наказания виновных, Ленин говорил: «Мы что, должны драться с ними? …Именно потому, что матросы демонстрируют свой гнев и угрожают нам, мы не имеем права уступать… Берегитесь, а то в один прекрасный день и мы окажемся жертвами матросов». Таким образом, выступление 2-го Балтийского экипажа, несмотря на его уголовные формы, было всё же проявлением соперничества между большевиками и матросами, назревшего в первые дни 1918 г., за право быть в авангарде революции, за власть в городе, в котором матросы экипажа вели себя совершенно независимо от власти СНК. К тому же матросы экипажа, отличившиеся в восстании в Петрограде в дни Февральской революции, чувствовали определённую ревность к успехам большевиков в последующем развитии революции и среди них весь 1917 год были распространены антибольшевистские настроения. По логике развития событий матросы неизбежно должны были уступать властные полномочия в революции большевикам. Но большевики смогли подступиться к экипажу только после того, как созрели противоречия в его среде, в частности противоречие между «проправительственным» А.Г. Железняковым и его старшим братом, крайним экстремистом, – анархически настроенным матросом Волжского пароходства. Возможно, впрочем, что первопричиной были противоречия между местным контингентом и прибывшими «героями советизации Украины».