Упирающаяся натура - [30]

Сокращать уровень потребления никому неохота. Замедлять темпы роста — а как же тогда расширенное воспроизводство, альфа и омега цивилизации? Вот вопрос и встаёт ребром: либо люди без цивилизации, либо цивилизация без людей.

Люди без цивилизации — это «первичное упрощение», миллиарды жертв и обратно в пещеры. Поэтому мы выбрали мягкий, «либеральный» и вместе с тем «прогрессивный» путь: цивилизация без людей.

Вроде как «семья без детей», опять же. А что обычно делают бездетные семейные пары, не замечали? Они заводят домашних животных. Кошечек, попугайчиков. Нынешние правительства, инстинктивно стремящиеся к бездетности, занимаются тем же самым. Отсюда прелесть и необоримый соблазн «миграционной политики». Кошечек и попугайчиков тоже надо любить, но с ними легче, они к меньшему обязывают.

Нередко домашние любимцы воспринимают человеческую семью как свою стаю и стремятся занять в ней доминирующее положение. «Жрать давай!» Царапаются, кусают. Грызут обувь, дерут мебель, трудно привыкают к лотку… В общем, «салютуют из золотых пистолетов», говоря словами поэта Всеволода Емелина.

Ну, так что ж теперь, вышвырнуть на улицу, усыпить?

Согласитесь, это не то, что подсказывает нам сердце… Более того — если наши дети мучают домашних любимцев, мы сердимся на детей. А если кошка оцарапала ребёнку пальчик, — «будь умнее», «сам виноват».

Сейчас, кстати, модно заводить приёмных детей. Обязательно экстерьером поэкзотичнее (не ниже уровня китайской хохлатой). Сироты и в Америке есть, но Анджелина Джоли выписывает их из Юго-Восточной Азии. Так и у нас: после начала демократического процесса за пределами России оказалось что-то около 30 миллионов людей, считающих себя русскими, но проблему распила средств, выделяемых на ремонт дорог и уборку домовых территорий, мы решаем, как Анджелина Джоли. То есть — цивилизованно.

Я, как уже сообщалось выше, ничуть не шучу. Вы разве не замечали сами: чем «цивилизованней» человек, тем он более открыт, толерантен, терпим в многонациональном вопросе? Он может ненавидеть кровавую клику Путина всей душой, но к миграционной политике и способам замиренья Кавказа относится как минимум с пониманием. И наоборот, чем человек дичее, тем он больший ксенофоб и фашист.

Мы с вами, мудро взирающие на это, конечно, посередине. Нам не кажется, что Россия для русских, а всё остальное надо бомбить. Нам только кажется, что детей в семье положено любить одинаково. Даже если некоторые из них (покамест, в переходный период) — родные.

Но именно эта наша с вами промежуточная позиция и есть — самый злостный, самый опасный (потому что «латентный», а значит, плохо контролируемый специальными органами и непредсказуемый в развитии и последствиях) национализм. В плохом, нецивилизованном смысле слова.

Вот за это нас и не любят.

Так жить можно, или о русском долготерпении

Недавно вышла у меня книжка — «Хочу быть бедным». Меня позвали на радио (добрый человек один пригласил) и спрашивают: почему такое название? Ну я промямлил что-то. А сам всё думаю, думаю…

Действительно, почему?

Вот я смотрю на фотографии эти и думаю: почему мне так дороги, как-то ненормально, болезненно дороги эти гнуто-мятые алюминиевые поверхности столов, эти облупленные и шершавые от неправильных ленивых покрасок оконные рамы, внешняя проводка с сикось-накось приделанной розеткой, неровно оштукатуренные и неровно побеленные стены, продавленный и замусоленный помойка-диван? Это же ненормально, точно так же, как если бы дороги были рамы пластиковые и ровные, а диван мягкий и обитый нежнейшей кожей.

Какой-то гламур-фетишизм наоборот…

Горохов объяснял, что старая вещь (как и поживший, изъязвлённый морщинами человек) интереснее, потому что у них есть прошлое, потому что о них можно что-то вообразить. Но ведь «вообразить» можно, любуясь и новой красивой вещью, здоровым молодым человеком. Я, например, в детстве часто воображал, что вырос и стал иностранцем, вроде Поля Бельмондо, и живу за границей. И это было прекрасно.

Возвращаешься вечером с австралийского фильма «АББА», голова ещё не здесь, в ней небоскрёбы Сиднея, вспышки света, ягодицы Агнеты, а здесь, вокруг головы, — пахнущий борщами и кошачьей мочой подъезд, тусклая плаксивая лампочка мощностью в полторы свечи и грязь с подошв — кто-то ботинки обтёр об лестницу. И думаешь со странностью: неужели я, всей душой пребывая там, нахожусь здесь? И неужели всё это помещается на одной планете…

Печаль юного растущего организма была понятна. Она и сейчас понятна и не нуждается в объяснениях. А возникшая внезапно нежность к тем стенам и той лампочке, к той (никуда не девавшейся от меня) эстетике бедности и презрения к самому себе — нуждается. Мечтать о группе «АББА» не стыдно, а вот мечтать о внешней проводке с косой розеткой — уже подозрительно. Сразу хочется такого человека спросить, что он имеет в виду. За Ельцина он или не за Ельцина. (И что-нибудь про Химкинский лес.)

Может быть, как раз от этих вопросов и хочется больше всего спрятаться там, на этом диване. В голове сейчас жужжит сразу несколько логичных, понятных мыслей, и все мешают. От всех хочется спрятаться. Я им не верю, они мне кажутся «ложными показаниями». Думаешь на самом деле всегда не то, что думаешь. Что-то другое. «Мысль изреченная есть ложь», а подумать — и значит произнести.