Университетские отцы и дети - [7]

Въ лабораторiи, – мы называемъ такъ комнату, предназначенную для практическихъ занятiй студентовъ, единственно изъ чувства приличiя, – ничего путнаго не дѣлалось, да безъ руководителя начинающимъ заниматься трудненько. Студенты занимались анализами единственно для того, чтобъ «отдѣлаться». При томъ – же почтенный наставникъ, являвшiйся въ видѣ мага и волшебника, только мѣшалъ своими плоскими шуточками и замѣчанiями и рѣшительно отбивалъ всякую охоту заниматься. Единственно чему у него было можно научиться, это – открывать стклянки съ реактивами. Откупоривать стклянки онъ былъ дѣйствительно великiй мастеръ. Похаживая взадъ и впередъ по лабораторiи, онъ дѣлалъ замѣчанiя въ родѣ слѣдующихъ: песокъ есть главный врагъ аналитиковъ. Если кто проносилъ мимо его приборъ для добыванiя сѣрнистаго водорода, то онъ говорилъ: «а нельзя – ли, для прогулокъ, подальше выбрать закоулокъ.» Если кто приливалъ въ пробирку реактива не оборачиваясь къ стѣнѣ, то онъ замѣчалъ: «оборотитесь лицомъ къ непрiятелю». И вѣчно эти замѣчанiя. Были однако господа, которые обращались къ професору за совѣтами: какую – бы имъ предпринять работу? Професоръ не затруднялся въ совѣтѣ. – «А вотъ – съ», совѣтывалъ онъ, – «вы человѣкъ богатый, купите – ка ртути, да проготовьте всѣ ртутныя соли.» Студентъ покупалъ ртути и начиналась пачкотня. Другому заказывалъ професоръ приготовить мѣдныя соли и т. д. Для какой цѣли производились эти работы? Какую пользу приносили они студенту? Результатомъ ихъ было то, что «занимавшiйся ртутью» на экзаменѣ о ртути – то и отвѣчалъ плохо; а приготовившiй всѣ мѣдныя соли не зналъ ни ихъ свойствъ, ни того, какъ онѣ приготовляются.

Еще милѣе былъ професоръ минералогiи и геогнозiи. Онъ былъ нѣмецъ и порусски говорилъ вродѣ того, какъ Вральманъ въ «Недорослѣ», съ тою разницею, что смыслъ вральмановскихъ рѣчей понятенъ, а почтеннаго професора часто совсѣмъ понять было нельзя. Довольно сказать, что онъ смѣшивалъ слова «уголъ» и «уголь», вмѣсто «атомы» произносилъ «атЪми», а вмѣсто «ложатся» – «лягаются». Я былъ у почтеннаго професора на четырехъ, никакъ не больше, лекцiяхъ и передамъ читателямъ почти все что вынесъ изъ его аудиторiи. На третьемъ курсѣ онъ читалъ минералогiю. Въ юности своей професоръ согрѣшилъ: при помощи студентовъ перевелъ свои записки на русскiй языкъ и предалъ ихъ тисненiю. На лекцiяхъ онъ раскрывалъ свою книжечку, вооружался pince – nez и начиналъ читать, страшнѣйшимъ образомъ перевирая слова. Слѣдя по книгѣ еще можно было понять что читаетъ учоный мужъ, – но слушая его можно было или хохотать надъ его уморительнымъ произношенiемъ, или спать. Не желая заниматься ни тѣмъ, ни другимъ, я избралъ благую часть: именно купилъ себѣ книжку и пересталъ ходить на лекцiи. Замѣчу еще, что во время печатанiя книжки, професоръ былъ преподавателемъ въ одномъ изъ провинцiальныхъ университетовъ, и примѣры въ его книгѣ были сдѣланы не совсѣмъ точные, именно были выбраны минералы, имѣвшiяся въ томъ университетскомъ кабинетѣ. Отсюда при чтенiи выходили преуморительныя вещи.

Были однако охотники посѣщать аудиторiю почтеннаго професора, не пропускавшiе ни одной его лекцiи. Я никакъ не могъ понять чего они тамъ видали? Не было имъ другого дѣла что – ли? Или дѣлали они это изъ приличiя? Научиться они ничему положительно не могли; доказательствомъ служитъ то, что знали они минералогiю никакъ не лучше (если не хуже) насъ грѣшныхъ. Одинъ изъ нихъ – чуть – ли не самый прилежный – на экзаменѣ не могъ сказать таблицы твердости минераловъ.

На экзаменѣ изъ третьяго курса въ четвертый, професоръ, вызвавъ меня, всталъ съ кресла, разсшаркался и сказалъ: «честь имѣю рекомендоваться, професоръ какой – то?» Я отвѣчалъ ему тѣмъ – же. Послѣ экзамена професоръ изъявилъ надежду, что мы въ будущемъ году будемъ чаще видѣться. Я съ своей стороны обнадежилъ его, и въ тоже время подумалъ: «какъ – же, держи карманъ шире».

На четвертомъ курсѣ я только разъ посѣтилъ аудиторiю любезнаго професора. Лекцiя была до того популярна и поучительна, что я разскажу ее. Началась она тѣмъ, что професоръ похвалилъ одного изъ своихъ слушателей за то, что онъ носитъ лупу на ленточкѣ. При этомъ былъ разсказанъ анекдотъ, какъ професоръ однажды во время путешествiя спалъ на сѣнѣ, какъ у него изъ кармана вывалилась лупа, какъ онъ долго искалъ ее, сколько заплатилъ хозяину постоялаго двора за то что онъ перетрусилъ все сѣно, отыскивая лупу и т. д., – какъ лупа все таки не нашлась и какъ натуралисту трудно обойтись безъ лупы. За тѣмъ начались дебаты на чемъ удобнѣе носить лупу: на ленточкѣ или гумиластиковомъ шнуркѣ. Шолковая ленточка одержала послѣ довольно продолжительныхъ пренiй верхъ, такъ какъ она прочнѣе. По окончанiи этого учонаго спора, професоръ вытащилъ изъ бокового кармана засаленную тетрадку. Тетрадка эта содержала курсъ професора, написанный по нѣмецки, лѣтъ 15–ть тому назадъ. Онъ раскрылъ ее и провозгласивъ: «милостивые государи», началъ переводить ломанымъ русскимъ языкомъ. Это продолжалось ксчастiю недолго. Студенты отъ нечего дѣлать начали разсматривать выставленные образцы горныхъ породъ. – «Господа! пожалуйста не перепутайте; кладите въ туже коробочку, изъ которой берете,» сказалъ професоръ и по сему удобному случаю разсказалъ два анекдота, одинъ изъ которыхъ я передамъ читателямъ.