Университетские отцы и дети - [2]

Вообще, на естественный факультетъ поступаютъ люди (по крайней мѣрѣ въ мое время, когда онъ успѣлъ еще сдѣлаться моднымъ факультетомъ) болѣе развитые, чѣмъ на другiя факультеты. Тутъ волей – неволей, худо – хорошо, а приходится заниматься и разсуждать: трехнедѣльнымъ зубренiемъ передъ экзаменами ничего не подѣлаешь. Знаменитый Бiо рекомендовалъ нѣкогда естественныя науки французскому юношеству какъ занятiя спокойныя, удаляющiя отъ треволненiй житейской суеты, – но у насъ оно вышло совершенно на оборотъ. Натуралисты интересовались не одними естественными науками; между тѣмъ, мнѣ случалось слышать, какъ филологи третьяго и четвертаго курса удивлялись, неужели возможно заниматься «такими сухими предметами, какъ ботаника, или химiя»; имъ казалось, что въ этихъ наукахъ «нѣтъ жизни». Студенты въ этомъ случаѣ были даже ниже своего професора Телицына, котораго такъ прекрасно характеризовалъ авторъ статьи. Этотъ, напротивъ, благоговѣлъ передъ натуралистами, питалъ самую платоническую страсть къ естественнымъ наукамъ, ждалъ отъ нихъ спасенiя мiра (подобно нашему извѣстному литератору и педагогу г. Водовозову), волочился за студентами нашего факультета. Онъ проникался до того чувствомъ благоговѣнiя, что приходилъ слушать лекцiи физiологiи растенiй, слушалъ съ усиленнымъ вниманiемъ, хлопалъ отъ удивленiя глазами и разумѣется ничего не понималъ, потомучто естественныя науки были для него «темна вода во облацѣхъ.»

Надо правду сказать, что такихъ поклонниковъ естественныхъ наукъ на Руси у насъ развелось въ послѣднее время довольно. Съ ними просто совѣстно разговаривать. «Ахъ, вы были на естественномъ факультетѣ!» восклицаетъ они такимъ тономъ, что ожидаешь, что, подобно Анучкину, они объявятъ намъ, «что ихъ стоило только посѣчь» и они знали – бы естественныя науки. Эти господа пересыпаютъ свою рѣчь выраженiями: «естественныя науки показали, натуралисты доказали, такой – то химикъ открылъ,» и вслѣдъ за этимъ сморозятъ такую чушь, что только руками разведешь: двѣсти сорокъ пьявокъ Ноздрева передъ ихъ клеветою на науку – дѣтская шалость. Особенное уваженiе питаютъ они къ фосфору (которому у насъ на Руси дана привилегiя кипѣть не при 2,90 какъ во всѣхъ цивилизованныхъ странахъ, а при обыкновенной температурѣ) и все оттого, что Моллешоту почему – то вздумалось сказать: Ohne Phosphor kein gedanke, хотя онъ имѣлъ полное право, вмѣсто фосфора, приписать эту честь, напр., кислороду или водороду. Такое уваженiе къ естественнымъ наукамъ было – бы весьма полезно, еслибы поклонники хоть немного поучились имъ; а то они совершаютъ какiя – то безсмысленныя сатурналiи, пляшутъ передъ наукой, какъ дикiе передъ идолами.

Такое лакейство передъ наукою врядъ – ли скоро выведется изъ моды: оно столь же соблазнительно какъ поподличать передъ миллiонщикомъ.

Да извинитъ меня читатель за это и подобныя будущiя отступленiя. И такъ я сказалъ, что на естественный факультетъ поступали люди болѣе или менѣе развитые, и професорамъ труднѣе было, чѣмъ на другомъ факультетѣ, заслужить уваженiе своихъ слушателей. Однѣми громкими фразами трудно отдѣлаться; требуются обширныя фактическiя свѣдѣнiя, и нужно непрерывно слѣдить за наукою. Всегда въ курсѣ есть два – три спецiалиста, могущiе обличить завравшагося професора. Такой професоръ, какъ Телицынъ, не могъ – бы увлечь своихъ слушателей – натуралистовъ; «перчикомъ», которымъ онъ посыпалъ концы своихъ лекцiй, отдѣлаться было невозможно. Тутъ и личная ненависть къ Фридриху – Вильгельму I (заимствованная впрочемъ у Маколея) ничего – бы не помогла. Такъ называемые выводы естественныхъ наукъ порядочно надоѣли въ разныхъ популярныхъ статейкахъ и книжкахъ. Я удивился бѣдности свѣдѣнiй, которыя, напр., передавалъ своимъ слушателямъ восторженный Телицынъ о древней русской литературѣ, когда зашолъ какъ – то къ нему на лекцiю. Повѣритъ ли читатель, что я, почитывая только журнальныя статьи и кой – какiя сочиненiя по этой части, не только не вынесъ ничего изъ аудиторiи почтеннаго професора, но даже замѣтилъ кой – какiя промахи?

II

Теперь я приступлю къ описанiю нашихъ професоровъ.

Професоръ Зоологiи очаровалъ насъ на нѣсколько лекцiй. Онъ началъ безъ всякихъ прикрасъ, безъ опредѣленiя своего предмета; не вдавался въ умствованiя о значенiи слова природа, не вычислялъ названiй естественныхъ наукъ; словомъ, обошолся безъ тѣхъ рутинныхъ прiемовъ, которыми преизобилуютъ всѣ учебники. Взойдя на каѳедру, онъ сказалъ: «мы будемъ говорить о костяхъ», и началъ прямо съ опредѣленiя, что такое кость. Этимъ онъ прельстилъ всѣхъ слушателей. Надо отдать полную справедливость почтенному професору: у него былъ даръ разсказывать необыкновенно ясно, убѣдительно и краснорѣчиво. Къ несчастiю, свѣдѣнiя его далеко не соотвѣтствовали ораторскому таланту. Это обнаружилось скоро, именно, когда професоръ дошолъ до мускуловъ; правда, онъ столь – же убѣдительно указывалъ мѣста прикрѣпленiя различныхъ мускуловъ, такъ что постороннiй ни за чтобы не заподозрилъ почтеннаго професора въ незнанiи, – но на бѣду професора были студенты, занимавшiеся анатомiей помимо его лекцiй: эти – то студенты и указали другимъ на промахи професора. Сомнѣнiе вещь такого рода, что стоитъ только зародиться. Замѣтили разъ, что человѣкъ вретъ, – и бѣда ему; хотя онъ и правду иной разъ скажетъ, и ее подвергаютъ сомнѣнiю; словомъ, на него начинаютъ смотрѣть подозрительно. Вообще, професоръ зоологiи имѣлъ удѣлъ плѣнять своими лекцiями вновь поступившихъ студентовъ; со втораго курса студенты начинали охладѣвать къ его блестящимъ талантамъ. Всѣ легко замѣчали, что у него есть коньки, на которыхъ онъ любитъ выѣзжать, – къ несчастiю коньки эти были весьма незавиднаго свойства и скоро всѣмъ надоѣдали. Професоръ до того увлекался и повторялся, излагая свои