Универсальный бег - [17]

Опомнившись, стал расчёсывать гребешком, взятым с полочки под зеркалом её запутанные волосы. Алирия расслабилась, заснула, Райэдар поддерживал на ладони её голову над водой.

Потом он достал девушку из воды, — она даже не проснулась, так намучилась, натерпелась, бедная, — не вытирая, завернул в огромное банное полотенце, как маленького ребёнка, отнёс на диван, чтобы понежилась в мягком тепле, медленно высыхая. Присел рядом, в полутёмной комнате — свет проникал через приоткрытую дверь. Потом и вовсе лёг, обнял любимую, уткнулся носом в ворсистое полотенце, чувствуя под ним её плечо. И заснул.

Проснулся Райэдар рано утром. За окном в тёмно-синем воздухе ветер покачивал верхушки деревьев, бросал в оконные стёкла водяные брызги. Беглец поднялся осторожно, чтобы не потревожить любимую, тихо отправился на кухню. В холодильнике было пусто, — помнил со вчерашнего вечера, даже сценам купания не удалось отбить память, — Райэдар стал копаться в навесных шкафчиках, залез на антресоли. Нашёл пакет макарон, пару банок сардин, четыре пачки печенья, на закрытой полке под потолком — банку варенья, сделанного непонятно из чего, — этикетки не было, — банку сока, определённо сливового или персикового, на дне плавали тёмные шарики.

Макароны бросил в кастрюлю, сразу как вода закипела, сардины выложил на красивое блюдце. Печенье высыпал в плетёную ивовую корзиночку, варенье налил в вазочку, не забыв воткнуть туда же чайную ложечку. В высокий стакан налил тёмно-красного сока. Потом, когда макароны сварились, выложил в тарелку. Подумал, чем Алирия будет их есть — ложкой или вилкой? Положил и то, и другое. Пожалел, что масла нет, и для вкуса выдавил на макароны томатной пасты, всё, что оставалось в сморщенном тюбике.

Посетовал вновь, теперь на то, что у хозяев квартиры нет ни столика на колёсиках, ни красивого подноса. Наконец, нашёл большую разделочную доску, положил на неё кусочек белой материи, расшитой серебристыми цветами, как раз по размеру, — вырезал из скатерти, той, что лежала на обеденном столе в гостиной, вот хозяева удивятся! — расставил всё заготовленное.

Взяв в руки самодельный поднос, осторожно вернулся в спальню, поставил на диван рядом со спящей девушкой.

— Просыпайся, любимая! — проговорил нежно ей на ушко. Она потянулась сладко, потом съёжилась, почувствовав боль во всём теле, в запястьях, спине, животе, ногах. Открыла глаза, захлопала ресницами. — Прости, что бужу тебя без букета твоих любимых бордовых роз. Обещаю, больше такое не повторится! — прошептал ей Райэдар.

Она приподнялась, лёжа на боку потянулась к еде. Полотенце упало с плеч, обнажа правую грудь. Девушка смущённо схватилась за угол, натянула на себя, связала на груди узлом с другим углом. Пока она это делала, обнажилось совсем другое. Алирия смутилась ещё сильнее, хотя что было смущаться, после вчерашнего купания?

Райэдар отвёл глаза, и поднял только когда услышал, что девушка взяла ложку. Алирия ела торопливо, втягивала длинные макароны, поглощала сардины и хрустела печеньем, намазывая его вареньем, запивала всё соком, высоко запрокидывая голову. Лежала ведь на боку, опираясь на левый локоть, и пить из высокого стакана было неудобно.

Беглец взял одно печенье, неторопливо грыз его, скорее машинально, потому что был занят — смотрел на любимую. Она заметила это только тогда, когда съела всё, что было на подносе, и подняла на спасителя глаза.

— Ну что ты так смотришь на меня? — немного сварливо сказала она. — Как будто я экспонат какой!

— Ты и есть экспонат, в музее красоты, самое прекрасное, что я когда-либо видел! — прошептал Райэдар.

— Ну ладно, смотри! — буркнула недовольно она. И легла на спину. А когда Райэдар нагнулся над ней, то обняла и подставила шею для поцелуев.

Полотенце свалилось с неё, они лежали на одной его половине. Райэдар целовал её осторожно, стараясь не покусывать сильно, чтобы не понаставить новых синяков. Обнял ласково за плечи, прижал к себе, и целовал уже в губы, в её большой ротик, такой нежный, такой красивый.

Он вошёл в неё только один раз, и больше не стал. Хоть она и не сказала ничего, он по её лицу понял, что вместе с удовольствием она испытывает и небольшую боль. Надо дать зажить ранам и синякам, нанесённым ублюдком Иртусиглом.

Райэдар спускался по её телу, не оставляя нецелованного места. Покусал ласково за животик, сполз ещё ниже, сосредоточив внимание на главной женской тайне, которой вчера коснулся случайно в ванне. Стал нежно работать губами и языком, иногда употребляя и зубы, — но всегда осторожно, только тогда, когда это могло принести ей ещё большее наслаждение, — иногда поглаживал её кончиками пальцев, или дул, немного вытягивая губы. И сколько продолжалось это — Алирия не могла припомнить. Казалось, эти минуты или часы были одним оргазмом.

Потом, когда Алирия насладилась, Райэдар поднялся с дивана и разыскал на трельяже какую-то мазь, — для лица, — стал втирать в синяки и ссадины любимой, аккуратно, самыми кончиками пальцев. Алирия постанывала, не столько от болезненности процедуры, а от сладкой истомы, которую она вызывала.

Они ещё долго лежали рядом, обнявшись, и девушка рассказывала ему шёпотом, на ухо, в первый и последний раз, изливала душу о том, что вытерпела. А Райэдар только крепче обнимал её, поглаживал по спине. Слушал и негодовал, скрипел зубами на то, что ещё не придумали таких мук, каким надо предать маньяка.