Уникум - [17]

Может, всей этой истории и не произошло бы, если бы с нами был Генрих. Но его, к несчастью, не было.

Мы разожгли огонь в очаге и стали ждать углей. Предварительно выпотрошенных, вымытых, наперченных и посоленных кур нанизали на свежеоструганные ореховые прутья. Пока сидели и ждали, Мирон, видно, сообразил, что еще не успел излить свою сердечность на меня, и затеял со мной светский разговор:

— Отчего у тебя такой хмурый вид, Варвара? И молчалива ты сегодня на редкость. Уж не заболела ли ты? Выглядишь неважно.

— Откуда столько заботы, Мирон? Уверяю тебя, помирать я пока не собираюсь. Так что прибереги свою скорбную мину для более приличествующего случая.

Мирон печально покачал головой и поцокал языком:

— Н-да. Характер у тебя с годами не меняется. А жаль. Стать бы тебе чуток помягче, поженственнее, глядишь, и не куковала бы в девицах.

— Да не переживай ты так за меня, а то прямо смотреть больно. Мало ли у кого что в жизни не сложилось? Некоторые вон наукой грезили с детства, о Нобелевке подумывали, а в результате ограничились нивой коммерции. И ничего, вполне счастливы. Удары судьбы надо переносить достойно.

Мирон напрягся. Дело в том, что в бизнес он ударился не от большого желания. Просто, проведя три года в аспирантуре и еще два — около нее, он не сумел произвести на свет жизнеспособной работы, которая принесла бы ему желанный диплом кандидата наук. Каждый раз, узнавая о защите кого-нибудь из сокурсников, Мирон буквально исходил желчью, доказывая, что тот в науке полное ничтожество.

— Ну, женщине-то наука ни к чему. У нее другое биологическое предназначение. Ей нужен дом, муж, дети…

Это был удар уже по моему больному месту. Меня с детства бесят разговоры о женском предназначении. Как будто женщина — безмозглая самка, которая не может сама определить себе цель и вынуждена следовать животному инстинкту! Мирон знал, куда бить. Он не раз видел, до какого неистовства доводили меня подобные разговоры.

— Дом — это безусловно, — согласилась я. — Дети — может быть, если есть такая потребность. А вот муж — это вряд ли. Муж — это дань изжившей себя традиции, которая умирает на глазах. На Западе это давно уже поняли. Там женщины отнюдь не стремятся к браку. Зачем ломать себе жизнь и карьеру, зачем отказываться от любимых увлечений ради никчемного существа, которое даже не сумеет оценить твою жертву? Ведь каждый мужик искренне верит, что просто-таки осчастливил свою избранницу, предоставив ей возможность стирать свои носки и гладить брюки.

Надо сказать, моя блестящая импровизация в этой чисто мужской аудитории успеха почему-то не имела. Даже Марк, наверное, впервые в жизни не поспешил встать на мою сторону в споре с Мироном. Только Леша слушал меня с доброжелательным интересом, правда, интерес этот, по-видимому, носил чисто академический характер. Мирон же, не скрывая торжества по поводу удачной провокации, гнул свое:

— Да какое удовольствие женщина может получать от жизни, если рядом нет мужчины? Чем будет заниматься, если не гладить, не стирать, не растить детей? В науке, в искусстве, в бизнесе и в политике дамочки — абсолютный ноль, как бы ни пытались они доказать обратное. Скольких женщин-ученых, композиторов, художников и политиков ты можешь назвать? Раз, два и обчелся. И это вполне закономерно. Природа отвела женщине другую роль.

— Во-первых, не природа отвела, а общество, насквозь пропитанное мужским шовинизмом. Если бы девочек не воспитывали с пеленок в духе вековых традиций, то и ученых, и художников, и композиторов среди женщин было бы гораздо больше. И — кто знает? — может, в мире стало бы существенно меньше крови, насилия и подлости. А во-вторых, кто сказал, что мужчины не должно быть рядом? Совсем наоборот! Мужчины, безусловно, привносят в жизнь определенную приятность.

— Тогда против чего ты выступаешь? — недоумевал Мирон. — Против штампа в паспорте, что ли? Если мужчина должен быть рядом, назовем его мужем, и дело с концом.

— Я выступаю против роли, которую мужчина играет в жизни женщины. От мужчин надо получать удовольствие. И все. Как только мужчина становится головной болью, от него нужно избавляться. Образно говоря, надо снимать сливки и переходить к другому сосуду. Или порхать от цветка к цветку.

— Короче, ты предлагаешь использовать мужчин и выбрасывать их, как отслужившую свое тряпку? — спросил Мирон тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Ну, примерно. Может быть, чуточку скорее, чем тряпку.

В воздухе запахло грозой.

— Вот как? — сказал Мирон очень тихо. — Значит, слухи, которые о тебе ходили на факультете, соответствуют истине? Ты и вправду перележала подо всем курсом?

Ребята, как по команде, вскочили.

«Боже, что я наделала! — пронеслось у меня в голове. — Сейчас ведь мордобой начнется».

— Нет, Миронушка, — заговорила я веско, молясь в душе, чтобы меня никто не перебил. — Насчет всего курса ты немного преувеличил. Кое-какие принципы у меня все же есть. Я никогда не сплю с женщинами, с друзьями и с теми, у кого воняют ноги.

— С-сука! — с чувством выплюнул Мирон и опрометью бросился вниз.

Глава 7

Наверное, с минуту мы молчали.