Уничтожьте всех дикарей - [34]

«Прежде всего думаешь о катастрофе, — пишет Дарвин, явно имея в виду теорию катастрофы Кювье, — но чтобы уничтожить животных от южной Патагонии до Берингова пролива, требуется потрясение самих основ всего земного шара[54]».

А геологические исследования ничего не говорят нам о подобных потрясениях.

Хорошо, а как насчёт температуры? Дарвин отвечает встречным вопросом: какое изменение температуры смогло бы уничтожить животный мир по обе стороны экватора, как в тропических, так и в умеренных, и в полярных широтах?

«Безусловно, — замечает Дарвин, — ни одно событие не поражает так в долгой истории мира, как повсеместное и не раз повторявшееся уничтожение его обитателей».

Но если взглянуть с другой стороны, это уничтожение не покажется столь поразительным, продолжает Дарвин. В тех случаях, когда человек уничтожает какой-то вид в каком-то районе, мы замечаем, что сначала этот вид встречается всё реже и реже и, наконец, исчезает. Итак, то, что определённый вид уже является редким в природе, не удивляет нас, как и то, что он становится всё более и более редким; почему же мы должны изумляться тому, что в конце концов он полностью вымирает?

98.

Исследование окаменелостей, говорит Дарвин, проливает свет не только на уничтожение живых существ, но и на их происхождение.

Он знает уже достаточно. Теперь ему предстоит понять и сделать выводы из узнанного.

Истоком мира у Кювье служит акт творения, дающий начало жизни, его концом становится акт уничтожения, её истребляющий. Лайель поставил крест на этой счастливой симметрии, заменив тотальную катастрофу рядом небольших медленно работающих механизмов.

Но если признаётся, что старые виды могут вымирать медленными естественным образом, почему тогда таким же образом не могут возникнуть и новые виды, в силу действия тех же естественных причин, что уничтожили их предшественников? Если для вымирания не требуется катастрофы, то почему для возникновения должно быть необходимо творение?[55]

Такая логика шаг за шагом вела Дарвина к его «Происхождению видов» (1859).

99.

На протяжении всей своей жизни Кювье боролся со своим коллегой Ламарком. Спор шёл вокруг вопроса, могут ли виды развиваться. Ламарк верил в эволюцию, но не открыл её механизм, естественный отбор. С другой стороны, Кювье, верный собственному природному складу, утверждал неизменность видов.

Для обоснования своей позиции Кювье привлёк мощную научную аргументацию: если животные виды развились один из другого, то где-то должны были бы быть обнаружены некоторые переходные формы, промежуточные между уже вымершими и ныне существующими животными видами. Поскольку таких переходных форм не представлено, говорит Кювье, то эволюционная гипотеза ошибочна.[56]

Дарвин отнёсся к возражению Кювье очень серьёзно. Если его не опровергнуть, писал он, то вся теория эволюции должна быть отброшена.[57]

Однако Дарвин был уверен, что необходимое объяснение у него имеется. Переходные формы существовали, но они так быстро оказались вытесненными новыми, лучше приспособленными видами, что даже не успели оставить никаких геологически отложившихся следов перед тем, как погибнуть в ходе борьбы за существование.

Дарвин считал, что эта борьба была наиболее жёсткой между формами, наиболее близкими друг к другу. «Поэтому более развитые и лучше приспособленные видовые формы потомков, как правило, вызывали вымирание видовых форм предков».

Таким образом, согласно Дарвину, объяснением отсутствия переходных форм является своего рода биологическое отцеубийство. Эволюция, в отличие от революции, не пожирает своих детей — она истребляет отцов.

100.

В своём письме к Лайелю Дарвин высказывает идею, что тот же процесс, возможно имеет место и среди человеческих рас, так что «менее разумные расы оказываются изничтоженными».[58]

В «Происхождении человека» (1871) Дарвин оглашает это своё убеждение. В шестой главе книги он пишет, что сегодня можно указать на гориллу и дикарей, как на переходные формы между приматами и цивилизованным человеком. Но обе эти промежуточные формы находятся на стадии вымирания. «В некотором, не столь отдалённом, если считать на столетия, будущем цивилизованные человеческие расы почти наверняка уничтожат дикие расы и повсюду в мире займут их место».

Подобным же образом вымрут и гориллы. Промежуток даже больший, чем сегодня наблюдается между гориллой и австралийским аборигеном, будет отделять низшие виды обезьян от грядущего, ещё более цивилизованного человека.

Это именно тот промежуток, который возникнет на месте тех, кто подвергся уничтожению.

В Агадес

Dashing out their brains[59]

101.

На автобусной станции в Арли я обращаюсь к замотанному в покрывало человеку, стоящему у входа: «Офис работает?»

«Давайте сначала поприветствуем друг друга», — отвечает местный, мягко поправляя меня. Он явно ни на секунду задумывается о том, что ему подобные находятся на грани вымирания.

Несколько мгновений мы посвящаем взаимно повторяющимся: «Ca va? Ca va bien. Ca va?[60]» Затем он говорит мне, что, к сожалению, офис закрыт, и желает удачи в следующий раз.

В следующий раз мне всё-таки удаётся купить билет. Затем я вынужден поставить багаж на землю, пойти в полицейский участок на другом конце города и, предъявив билет там, получить паспорт. Затем я возвращаюсь на станцию, где мой багаж укладывают на крышу микроавтобуса вместе с маслянистыми бочонками, несколькими мешками зерна, целым набором узлов и свёртков и разборной рыночной палаткой, включая станины, что поддерживают крышу, и стойку, на которой раскладывают товары. Туда же запихивают высушенную верблюжью голову с пустыми глазницами.