Уничтожить королевство - [9]

Я падаю и так глубоко вонзаю пальцы в песок, что натыкаюсь на камень и он начисто сдирает мне ноготь. Я задыхаюсь, выгибаюсь, глотая воду и тут же откашливая ее обратно. Я словно тону, и от этого становится вдруг нестерпимо смешно.

Украв человеческое сердце, сирена связывает себя с ним. Это древняя магия, которую нелегко разрушить. Забирая сердце, мы поглощаем его силу, молодость и жизнь, отмеренную владельцу. Сердце адекаросского принца вырвали у меня, и его мощь теперь на моих глазах утекает в океан. В никуда.

Содрогаясь всем телом, я поднимаюсь. Руки мои тяжелы, что железо, плавники пульсируют. Славные красные водоросли все еще прикрывают грудь, но пряди ослабли и безвольно болтаются над животом. Калья отворачивается, чтобы королева не заметила страдания на ее лице.

— Чудесно. Время для наказания.

Теперь я и правда не могу сдержать смеха. Из горла вырывается хрип, и даже столь простое действие — отпустить на волю искореженный магией голос — вытягивает из меня энергию. Я чувствую себя слабее, чем когда-либо прежде.

— А вырвать из меня силу? — сплевываю я. — Это не наказание?

— Наказание, причем идеальное, — говорит Морская королева. — Вряд ли я могла преподнести тебе лучший урок.

— Тогда что еще?

Она улыбается, сверкая клыками цвета слоновой кости:

— Наказание Кальи. Ты же сама хотела его принять.

В груди снова тяжелеет. Я узнаю жуткий блеск в глазах матери, поскольку унаследовала этот взгляд и, понимая, что он предвещает, ненавижу наблюдать его со стороны.

— Уверена, я придумаю что-нибудь подходящее. — Королева проводит языком по клыкам. — Нечто, что преподаст тебе ценный урок о силе терпения.

Я сдерживаю рвущийся наружу сарказм, ибо ничем хорошим он не обернется.

— Не томи же.

Морская королева смотрит на меня:

— Ты всегда наслаждалась болью.

Примерно такого комплимента я и ждала, потому улыбаюсь тошнотворно-приторно и говорю:

— Боль — это не всегда страдания.

Королева бросает на меня презрительный взгляд:

— Неужели? — Затем приподнимает брови, и мое высокомерие дает трещину. — Раз так, то у меня нет выбора. Приказываю: в день рождения, когда будешь похищать следующее сердце, ты получишь возможность причинить всю боль, которую так любишь.

Я настороженно гляжу на нее:

— Ничего не понимаю…

— Вот только, — продолжает королева, — вместо принцев, в охоте на которых ты поднаторела, добавишь в коллекцию иной трофей. — Ее голос рождает во мне злость, какую я никогда не испытывала. — Твое восемнадцатое сердце будет сердцем моряка. И затем на церемонии ты предъявишь его всему королевству, как предъявляла каждый свой трофей.

Я впиваюсь в мать глазами, так сильно прикусив язык, что зубы почти соприкасаются.

Она не собирается наказывать меня. Она хочет меня унизить. Показать подданным, страх и преданность которых я заслужила, что я ничем не отличаюсь от них. Что я ничем не примечательна. Что недостойна принять ее корону.

Я всю жизнь пыталась быть той, кем хотела видеть меня мать — ужаснейшей из сирен, — дабы доказать, что достойна трезубца. Я стала Погибелью Принцев — так меня называют во всех уголках мира. Ради королевства, ради своей матери я стала безжалостной. И эта жестокость уверила каждое морское существо, что я могу править. Теперь же моя мать решила все отнять. Не только мое имя, но и веру океана. Если я не Погибель Принцев — я ничто. Просто принцесса, что наследует корону, не заслуживая ее.

Глава 6 ЭЛИАН

— Не помню, когда в последний раз видела тебя таким.

— Каким?

— Опрятным.

— Опрятным, — повторяю я, поправляя воротник.

— Красивым, — говорит Мадрид.

Я поднимаю бровь:

— Обычно я некрасив?

— Обычно ты немыт. И твои волосы обычно лежат не так…

— Опрятно?

Мадрид закатывает рукава рубахи:

— По-королевски.

Я с ухмылкой смотрю в зеркало. Волосы тщательно зачесаны назад, с кожи стерли каждое пятнышко грязи, так что на мне не осталось ни капли океана. Наряд — белая рубашка с высоким воротом и темно-золотой камзол, на фоне моей кожи напоминающий шелк. Наверное, потому что он и сшит из шелка. Большой палец неудобно сжимает гербовое кольцо, и, кажется, оно сияет ярче всего навешанного на меня золота.

— А ты выглядишь как всегда, — говорю я Мадрид. — Только без грязных пятен.

Она бьет меня кулаком в плечо и подвязывает полночного цвета волосы банданой, обнажив клефтизскую татуировку на щеке. Такими клеймят детей, захваченных невольничьими кораблями и вынужденных стать наемными убийцами. Когда я нашел ее, Мадрид как раз выкупила свою свободу дулом пистолета.

В дверях ждут Кай и Торик. Как и Мадрид, они выглядят привычно. Торик в шортах с растрепанным срезом, Кай с щетиной на щеках и плутовской улыбкой. Их лица стали чище, но больше ничего не изменилось. Они не способны быть никем, кроме самих себя. Я этому завидую.

— Идем с нами, — предлагает Кай, переплетая пальцы с пальцами Мадрид.

Она бросает быстрый взгляд на не свойственное ему проявление привязанности — бойцы из этих двоих куда лучше, чем любовники, — и, отвернувшись, проводит рукой по волосам.

— В таверне тебе понравится больше, чем здесь, — поддакивает Мадрид.

Так и есть. Команда корабля уже добралась до «Золотого гуся», прихватив столько золота, что теперь они смогут пить до рассвета. И только моя доверенная троица осталась.