Унесённые ведром - [37]

Он где-то читал, что прыгать с парашютом надо именно так: сначала, не раздумывая, выпасть из самолёта, а потом уже ориентироваться — где верх, где низ и в какую сторону тебя несёт потоком воздуха. Через несколько секунд Фёдор понял, что полёт, кажется, несколько затянулся, и открыл глаза. Он всё ещё был в вагоне, хотя и в опасной близости от открытого дверного проёма, но при этом кто-то крепко держал его за шиворот.

— Ты чего, Быня? — услышал он над плечом удивлённый голос Туриста. — Рано ведь ещё! Я ж говорю — три километра осталось. Сейчас, конечно, уже меньше, но всё равно: прыгать будем только вместе, по команде. Не хватало ещё вдоль полотна всех потом собирать!

Сивцов молчал и только тяжело дышал: он уже практически простился с жизнью и теперь ему было всё равно. Мимо проносились деревья.

— Ты бы сейчас, Быня, со всего разгону, да прямо в деревья бы залетел, — разъяснял в это время Турист. — Мы чего, думаешь, ждём? Сейчас лес должен кончиться, пойдут колхозные поля. Вот мы на целину и спрыгнем, чтоб шею не сломать. Вон, видишь, лес кончается, приготовились! Сначала Мальборо, потом ты, Быня, я — последний. Мальборо, следи там: как только деревья кончатся — прыгай!

Десантники выстроились друг другу в затылок и замерли в ожидании. Впереди, по ходу поезда, показался просвет в деревьях. Наконец, лес поредел и началось огромное заснеженное поле. Мальборо почему-то всё не прыгал, и изнервничавшийся Фёдор нетерпеливо подтолкнул его в спину — мол, прыгай давай уже.

Не ожидавший толчка Мальборо прыгать почему-то не хотел, изогнулся какой-то невообразимой дугой, пытаясь остаться в вагоне, но, всё-таки, не удержал равновесия и с воплем отчаяния вылетел наружу. Сивцов храбро шагнул следом. Всё завертелось перед его глазами, но он ничего не успел понять: крутанув Фёдора в воздухе, неведомая сила ткнула его головой в снег.

Сивцов немного полежал в сугробе, приходя в себя, затем попробовал пошевелиться: как ни странно, ничего не болело.

«Не может быть, — испугался Фёдор, — чтоб я ничего не сломал! Наверное, это шок».

Он много читал про то, как люди, находясь в состоянии шока, пытались двигаться, например, без ноги, или даже с распоротым животом, не испытывая при этом совершенно никакой боли. Сивцов испугался и посмотрел на свой живот: всё было в порядке — даже пуговицы на полушубке были на положенных им местах.

«Живот-то, конечно, цел, — подумал Сивцов, — но, может быть, у меня сломан позвоночник? Или все пальцы на ногах. Кто знает?»

Снег набился ему в рукава и за шиворот, стало холодно.

«Ладно, — вздохнул про себя Фёдор. — Похожу пока в шоке. Хоть врачи и не рекомендуют».

Он закряхтел и стал выбираться из снежного плена.

Травмированный довольно шустро для своего диагноза вылез наверх и огляделся. Было морозно, но в то же время ярко светило солнце.

«Красота!» — подумал Сивцов и зажмурился от удовольствия.

— Быня, ты в порядке? — вывел его из благостных грёз голос Туриста. — Не расшибся?

— Не знаю, — умиротворённо изрёк Фёдор. — Я, наверное, в шоке.

— Тогда иди, помоги мне, — в голосе Туриста слышалась озабоченность. — Мальборо неудачно спрыгнул.

— Сейчас, — Сивцов немного обиделся на Туриста. Ещё бы: ему сообщают, что человек, возможно, в шоке, а он и ухом не ведёт!

Но, подойдя поближе к Туристу, склонившемуся над лежащим на снегу третьим беглецом, Фёдор моментально забыл о возможном переломе позвоночника: представшая перед его глазами картина поражала воображение своей живописностью. На снегу мирно лежал недвижимый Мальборо с закрытыми глазами, телогрейка на его груди была расстёгнута. Рядом с ним на коленях стоял Турист и пытался прослушать сердце. Но самое интересное в этой композиции находилось чуть дальше — в метре от тела тяжело раненого лежала сломанная почти у основания молодая осина, примерно в руку толщиной. Одинокий пенёк тоскливо уставился в небо пучком разлохмаченной щепы. Щепа была свежей.

«Так вот почему он прыгать не хотел! — догадался Сивцов. — Но я же не мог видеть из-за его спины это дерево! Тем более оно какое-то странное: растёт отдельно от леса, в одиночестве. Надо сказать лесникам, а то так все поубиваются!»

— Вот чёрт! — Турист повернул к Фёдору осунувшееся лицо. — И как его угораздило? Одно-единственное дерево во всём поле стоит — и на тебе: точно в него умудрился прилететь. Не видел он его, что ли?

Сивцов тактично промолчал.

— Ладно хоть деревце небольшим оказалось, — продолжал рассуждать Турист. — Будь чуточку потолще — и не оно бы, а Мальборо у нас напополам разлетелся. Дела… — он задумчиво почесал в затылке.

Помолчали. Через несколько минут Мальборо вяло зашевелился и открыл мутные глаза. Оставшиеся в живых немедленно склонились над товарищем. Когда у Мальборо немного сфокусировался взгляд и он увидел над собой улыбающегося Фёдора, его лицо исказила гримаса какого-то первобытного ужаса: глаза полуприкрылись, уголок рта задёргался, а руки стали совершать некие рефлекторные, как бы отталкивающие что-то от себя, движения.

— Что, Мальборо, что? — забеспокоился Турист. — Тебе плохо? Ты каким местом в дерево ударился, помнишь? Где болит?