Унция или Драгоценное Ничто - [33]

Часть II

Профессор Пуп поставил точку в конце длинного, во всю стену, уравнения. Математическое обоснование проектора-рефлектора было готово. Здесь же он начертил схему устройства, способного воспроизводить эфирные объекты в материальном мире.

По замыслу учёного сигнал пустоскопа шёл к конвертеру, а от него – к чаше излучателя. Сама чаша крепилась на высоте, проецируя живое, объёмное изображение на всё пространство под собой. Изобретение чем-то напоминало синематограф, только не требовало экрана и аккомпанемента тапёра. Благодаря особой, лучистой амальгаме, волны зрительного и слухового диапазона шли прямиком на рецепторы людей, создавая впечатление полного присутствия.

Формулу амальгамы Якоб безукоризненно вывел на бумаге, но получить состав в лабораторных условиях ещё только предстояло.

Не стирая мела с пальцев, он сел за орган и заиграл ре-минорную токкату Баха, созвучную собственной глубокой озабоченности. Терзаемый ещё и сердечными переживаниями, Пуп давил на клавиши с мрачным упоением и не заметил, как в зале появился маг.

Некоторое время Иеронимус ходил вдоль стен, исписанных цифрами, латиницей и нотными знаками, потом встал позади органиста и стал слушать, изредка подрыгивая ногой.

– И что это за формула, профессор? – спросил он, когда гул органа стих. – Прокладываете маршрут к сердцу Венской классической школы?

– О, в этом нет необходимости, – Якоб вскочил, – оно само летит к нам уже триста лет, словно сияние матери-Венеры! Рад, что вы вернулись.

– Вернулся? – откинул голову маг.

Но изобретатель уже повлёк его к схеме, рассказывая об удивительных возможностях нового прибора.

Ногус слушал внимательно, некоторыми вопросами демонстрируя непривычную осведомлённость. Он тут же вызвался участвовать в эксперименте и управлять пустоскопом. И это было как нельзя кстати – Пуп физически не смог бы находиться и в шатре, возводимом для испытаний рефлектора, и в лаборатории.

Решение мага моментально повлекло лекцию о том, как правильно путешествовать по эфиру и ориентироваться в сердцах, висящих там, словно виноградные гроздья в южном саду.

– Любое сердце, – Якоб ласкал пальцами воздух, – обладает своим неповторимым звучанием и уникальной частотой, потому ошибиться в выборе объекта невозможно. Однако, в полёте следует избегать доминант, субдоминант, а также синкоп, – наставлял он. – И держитесь мажора, мажор придаст гондоле устойчивость! – ведь «durus» на латыни…

– Однако, где мне её взять? – перебил его Иеронимус.

– Как и любой эфирный транспорт, гондола генерируется вашим звучанием и соответствует личному внутреннему аккорду.

– То есть на гондоле гения я не прокачусь? – холодно пошутил маг.

– Ваша собственная будет ничуть не хуже, – уверил его Пуп. – Но если гондола вам не по душе, соорудите себе ладью.

– А как звучит ладья?

Якоб что-то напел про себя:

– Не так плоско, как ялик, и не так глубоко, как фелюка.

– Скажите, профессор, – между делом поинтересовался Ногус, – а в ваше сердце я бы тоже мог попасть?

Пуп тут же сник.

– О, это совершенно запросто, – вздохнул он. – Уж куда-куда, а туда может попасть любой желающий!

– А вы сами-то там бывали?

– А на что мне это? – Якоб полез в книжный шкаф. – Мне о себе и так всё известно.

– Вы уверены? – маг поглядел в его широкую спину. – Я про себя такого сказать не могу.

– Ну, это чужая душа – потёмки, а своя… Хотя, мне следовало чаще заглядывать в себя, тогда бы я не сделал столько ошибок, – учёный протянул ему раскрытый «Атлас».

– Координаты вашего сердца? – Ногус всмотрелся в пунктиры меридианов и параллелей на карте. – Окраина эфирной Праги, гм… уж не та ли лужайка, где вы катались на пони?

Якоб согласно вздохнул.

Маг заложил страницу пальцем и тоже вздохнул.

– Вас что-то беспокоит? – спросил внимательный Пуп.

Ногус дрыгнул ногой, вытряхивая из брючины сплюснутый лимон.

– Что вы скажете на это, профессор?

– Браво!

Маг только фыркнул.

– Вам не кажется странным, что из меня сыплются фрукты? – спросил надменным тоном.

– А что же странного, вы же фокусник!

– Я не собирался показывать вам никакой фокус, – скривил губы маг. – Этот плод появился сам по себе, как только я подумал о вашем сердце.

– О моём сердце? – удивился профессор.

– А вы разве ничего не почувствовали?

– Было немного щекотно, – деликатно заметил Пуп. – Вы на него наступили? – поднял фрукт с пола.

– Нет, – маг одёрнул манжеты. – Этот лимон уже был выжат.

– А где же сок?

– Вот в этом и вопрос! – Ногус поморщился. – Где же сок! Знаете, я бы хотел, чтобы вы исследовали моё… внутреннее тело.

– На предмет чего, соковыжималки? – Пуп взвесил лимон на ладони. – Или хотите знать, кто пьёт ваши соки? – выразительно посмотрел на дверь.

Иеронимус не обратил на этот жест никакого внимания.

– О, я не шучу, профессор, – заметил мрачно. – Думаю, моими желаниями могут распорядиться не так, как я того хочу!

– Простите, – Якоб протянул фрукт хозяину. – Как вашими желаниями может распоряжаться кто-либо, кроме вас самого?

Маг отстранил лимон «Атласом», держа палец между страниц.

– Увы, увы, всем нам кажется, что мы себя знаем. Даже вы, профессор, с вашим опытом так говорите. Но иногда человек делает что-то, чего никогда бы не сделал, и потом не может это объяснить… – его голос сломался.