Умственные эпидемии - [21]

Когда Пари исполнилось двадцать лет, родственники пытались заставить его принять должность советника, принадлежавшую его отцу, но он упорно отказывался, так как чувствовал в себе другое призвание. Все попытки, предпринятые с целью побудить молодого человека принять участие в светской жизни, остались безуспешными. Наконец в 1713 году он получил от своего отца разрешение поступить в семинарию, где его больше привлекал аскетизм, чем наука.

Примерно в это же время Пари лишился отца, после чего раздал бедным свою долю наследства. Он не мог или не захотел добиваться продвижения по службе и так и остался дьяконом.

Иногда он отправлялся пешком в деревню, чтобы посетить некоторых своих друзей-монахов. После знакомства с их жизнью Пари окончательно отказался от мысли уйти в монастырь и поселился в маленькой комнате на улице Arbalete в квартале бедняков, называвших его мосье Франсуа. Его пища состояла только из нескольких крутых яиц, которые он варил сам, и из супа, который готовила соседка. В обмен за это дьякон носил ей каждое утро воду. Но отшельник сменил и это жилище. Добровольные лишения, которым он себя подвергал, не имели пределов. При таком образе жизни болезнь не замедлила появиться. Судя по описанию постигшего его недуга, можно заключить, что это была костоеда и что он умер вследствие непрерывных нагноений и от отсутствия ухода.

Он скончался вечером первого мая 1727 года в возрасте 37 лет.

Дьякона похоронили третьего мая на маленьком кладбище Сен-Ме-дар. В тот же самый день одна мотальщица шелка по имени Мадлен Бе-ньи, страдавшая параличом левой руки, пришла в дом, где жил дьякон, на улице Бургонь в 8 часов утра и видела, как принесли гроб, в который должны были положить покойника.

Как только гроб поставили, больная немного нагнулась, чтобы потереть руку о гроб, прежде чем на него возложат покров. Затем пришли священники, чтобы забрать тело, а больная отправилась к себе домой. Когда она вошла в свою комнату, то сразу принялась разматывать шелк обеими руками. Ее болезнь прошла окончательно и бесповоротно.

Все сказанное мною об истерическом параличе и способе его исчезновения не может оставить в уме читателя и тени сомнений. Выздоровление Мадлены Беньи получило большую огласку. Многие обитатели квартала, знавшие лично Пари, отправлялись на его могилу и затем уверяли, что выздоровели от своих болезней или получили облегчение страданий.

Советник Парламента Kappe де-Монжерон стал летописцем этих исцелений. Благодаря трем большим томам, которые он напечатал, мы в настоящее время можем восстановить эти явления во всех подробностях. Первым случаем подобного рода, получившим некоторую известность, было исцеление молодого испанца Альфонса де-Палачиос. Этот молодой человек, сын испанского посланника, так страдал от болезни глаз, что почти ослеп.

Подробное описание его болезни дает нам повод предполагать, что у него было воспаление роговой оболочки обоих глаз, т. е. двойной кератит. Его лечил знаменитый в то время врач Жандрон. Доведенный до отчаяния медленным действием лекарств, и услыхав о том, что творится в Сен-Me даре, больной решил туда отправиться. Послушайте, каким образом Kappe де-Монжерон описывает нам его чудесное исцеление:

"Исцеление начинается под покровом тишины и сна. В три часа утра дон Альфонс просыпается. Он изумлен — ему кажется, что он видит сон, потому что все его боли утихли, да что я говорю? — он чувствует, что совершенно избавлен от них. Его страдания исчезли, мрак рассеялся, источник недуга иссякнул — одним словом, глаз у него восстановлен.

Глаз, который еще накануне вечером был воспален, болел и был уродлив, теперь казался красивым, оживленным и блестящим. Дон Альфонс выносит, не мигая, самый яркий свет солнечных лучей и пыль, поднимаемую толпой вокруг могилы.

Не успел прозревший вернуться домой, как заметил, что другим глазом он видит несравненно лучше, чем видел до потери зрения. Он так оживляется, что никак не может удовлетворить свою жажду воспользоваться вновь дарованным ему чувством, и тут же производит над собой опыт — спешит читать и писать; все удивляются легкости, с которой он это делает.

Приходит учитель рисования и показывает ему этюды такой необыкновенной тонкости, что их трудно даже хорошо рассмотреть; но, к всеобщему удивлению, он разбирает их лучше и быстрее, чем кто-либо из окружающих. Его зрение, наконец, так превосходно, что он проводит весь остальной день и часть ночи с пером в руках, и это занятие, требующее большого внимания, нисколько его не утомляет.

Два дня спустя он отправляется к Жандрону в Отейль. Жандрон, находившийся в саду, уже издали заметил его и увидел, что тот идет без проводника, без повязки, с открытыми глазами и что солнечные лучи, ударяя ему прямо в лицо, нисколько его не беспокоят. Он изумляется и, не веря своим глазам, бросается к нему навстречу, выкрикивая на бегу: "Что сделали вы со своим глазом? Он, кажется, поправился". Дон Альфонс сообщает ему о происшедшем. Тогда Жандрон подвергнул его глаз самому тщательному исследованию и нашел зрение его вполне нормальным".