Умри красиво - [5]

— Она из нашей группы разве?

— Ага, — быстро кивнул Стас, — просто на каникулы уезжала куда-то.

Слегка раскосые янтарно-карие глаза, немного прищуренные, как у довольной кошки, высокие скулы и необычно яркие губы, хоть (насколько я могла судить, сидя в другом конце аудитории) и без косметики, — такой я впервые увидела ее. Однако более всего привлекали внимание волосы. Никогда не видела ничего красивее — длинные, густые, настолько черные, что не верилось в естественность этого цвета, они спадали сияющей волной на плечи и грудь, как шелковая пелерина. Ее смело можно было назвать настоящей красавицей, если бы не что-то колючее, пронзительное во взгляде, одновременно и притягательное, и отталкивающее, от чего черты ее бледного лица казались немного резковатыми. Заметив, что я наблюдаю за ней, новоиспеченная одногруппница медленно перевела свой жгучий взгляд на мое лицо и немного опустила голову, ожидая, пока я отведу глаза первой.

— … и древние греки на самом деле об этом не догадывались.

Я вздрогнула. Стас вопросительно уставился на меня, ожидая реакции на очередную заумную реплику по ходу пары.

— А?

— Ясно. Новый экспонат кунсткамеры заинтересовал? Кстати, лекция действительно прикольная. Не зря продрал глаза в такую рань.

Я тряхнула головой, приводя мысли в порядок. Тем временем преподавательница слезла с небольшого помоста, на котором находилась кафедра, и подошла ближе к не особо воодушевленной ее речью аудитории.

— По поводу последнего пункта у меня к вам вопрос. Есть ли, по-вашему, разница между красивым и прекрасным?

Ребята озадаченно молчали — то ли не совсем проснулись, то ли просто не хотели первыми нарушать зависшую над нами тишину, и я уже собралась, как обычно, высказать первую явившуюся в голову мысль, но на этот раз меня опередила «Барби» с третьего ряда, которую мы со Стасом рассматривали на перемене.

— Конечно, нет! Какая тут может быть разница? Если вещь красивая, это видно… ну, и дух захватывает, этим она и прекрасна.

Девушка с важным видом иконы стиля еще больше надула розовые губки, выпятив вперед подбородок. Эстетичка медленно повернула голову в ее сторону и улыбнулась одним уголком рта.

— Должна быть разница, — робко возразила я. — Хотя слова и синонимы. От красивой вещи у одного перехватит дух, а другой останется равнодушным. Все субъективно. А прекрасное, мне кажется, должно восхищать каждого.

«Барби» раздраженно хмыкнула. Еще бы, сегодня наконец попалась тема, на которую она может поспорить, и никому не дозволено портить такой искрометный бенефис.

— Если у кого-то есть вкус и чувство прекрасного, он красоту сразу увидит.

— Только если такой человек не считает красивым что-то другое, — ответила я, за что получила в награду испепеляющий взгляд оппонентки.

Преподша подняла вверх ладони вверх, прерывая наш не особо содержательный спор.

— Хорошо. Молодой человек, можно вас попросить… Встаньте, пожалуйста. И снимите очки.

Стас, все время не сводивший с нее восторженного взгляда, молча повиновался.

— Вот вы… как вас зовут?

— Стас.

— Вот, например, Стас… Очевидно, что не заметить его красоту весьма сложно. Он красив. Ведь так?

Мой приятель, несмотря на довольно циничное отношение к собственной внешности, тут же стал пунцового цвета. Я удивленно подняла брови — однако, не ожидала я от преподши такого поворота! На лицах парней тут же заиграли скептические ухмылки, девчонки с интересом замерли, ожидая развязки этого странного пиар-хода, а одна из Стасикиных фанаток на задней парте захихикала, еле слышно выдохнув: «О, да…»

— Да ладно вам, Елена Владимировна…

— Подождите, Стас, вы у нас сейчас служите экспонатом. Так что? — Преподша снова кивнула аудитории. — Вы со мной согласны?

— Да, — твердо заявила «Барби». — Красавчик. Прекрасная внешность.

— А я бы сказала — на любителя, — вдруг заявила черноволосая незнакомка. — Ничего личного, Стасик.

— Значит, у тебя никудышний вкус, — не оглядываясь, парировала моя оппонентка.

— Хорошо, — опять вступила в разговор преподавательница. — Я рискну утверждать, что так же субъективно его сейчас можно считать и прекрасным — рассматривая отстраненно, как, например, произведение искусства. Но давайте изменим условие. Что, если этот парень хладнокровно убил четырнадцать детей и их воспитательницу в детском саду? Станет ли он от этого менее красивым?

Я вздрогнула, «Барби» вытаращила глаза, а несчастный «подопытный кролик» удрученно покачал головой.

— Н-нет, — прошептала одна из кавээнщиц.

— Но мы уже никогда не сможем назвать его прекрасным, правда? — Елена Владимировна разочаровано поджала губы. — Давайте опять изменим условие. Террористы захватили детский сад. Наш Стас, рискуя собственной жизнью, пробрался внутрь и убил по одному всю банду — а их было, ни много ни мало, пятнадцать человек вместе с главарем. Дети спасены, родители благодарят, о Стасе пишут газеты. Что изменилось — все то же убийство пятнадцати человек. Все тот же красивый парень. Можете ли вы считать его прекрасным теперь?

— Опять-таки, субъективно, — сказала я. — Жены террористов, например…

— Ладно, — резко перебила меня эстетичка. — Все дело в том, что красоту можно усмотреть во многом. Красота многолика и, часто, губительна. Если вспомнить легенду о завоевании Трои, то этот город погубила именно внешность Елены Троянской. Но красота не тождественна прекрасному — это понятие более широкое. И до сих пор соотношения природного и общественного, субъективного и объективного в прекрасном — одна из главных проблем эстетики. Ведь восприятие его нами действительно зависит от многих дополнительных факторов, опыта и знаний, — в светло-серых глазах Елены Владимировны блеснула странная искра, она повернулась и медленно пошла назад к кафедре. — А красота… она бездушна сама по себе. Спасибо, Стас. И извините за такие примеры. Итак, давайте вернемся к…