Умирающий изнутри - [3]

Я иду по 116-й улице. Справа широкая зеленая лента Южного поля, слева невысокие ступени, ведущие к Нижней Библиотеке. Я помню Южное поле во времена, когда оно было атлетическим полем в центре Кампуса: коричневая грязь, дорожки, забор. Первый год я играл там в софтбол. Мы переодевались в раздевалке университетского холла и затем, надев кеды, рубашки-поло, унылые серые трусы и, чувствуя себя голыми рядом с другими студентами в костюмах или форменной одежде, сбегали по солнечным ступенькам к Южному полю, чтобы часок погонять мяч. Я хорошо играл в софтбол. Не слишком много мускулов, но быстрая реакция и хороший глаз; к тому же я имел преимущество, зная, что замышляют соперники. Он стоял и думал: «Этот парень слишком дохлый, подам-ка я ему высокий и быстрый пас». Я был готов к этому и, отбивая мяч в левое поле, подбегал к нужному месту раньше, чем остальные соображали, что происходит. С другой стороны, применяя такую стратегию бей-и-беги, я без всяких усилий передвигался по полю, организуя всю игру. Конечно, это был всего лишь софтбол и мои соученики в большинстве своем не умели даже бегать, не то что читать мысли, но я наслаждался незнакомым счастьем быть выдающимся атлетом и в своих фантазиях играл за «Доджеров». «Бруклинские Доджеры», помните? Позднее Южное поле превратили в прекрасное, покрытое травой место для зрелищ, разделенное мощеными дорожками. Это сделали к 200-летнему юбилею Университета, что случилось в 1954 году. Господи, как давно это было. Я старею… Я старею… Поют русалки. Не думаю, что они поют для меня.

Я поднялся по ступенькам и сел в пятнадцати футах от бронзовой скульптуры Альма Матер. Это — мой офис и в прекрасную погоду, и в скверную. Студенты знают, где меня искать, и слух о том, что я здесь, распространяется быстро. Услуги, подобные моим, оказывают еще пять или шесть человек — в большинстве своем безденежные неудачливые студенты старших курсов, — но я — самый быстрый и надежный. Впрочем, сегодня дело движется что-то слишком медленно. Я сижу уже двадцать минут, поерзывая, то глядя в Бекетта, то уставясь на Альма Матер. Несколько лет назад какой-то террорист проделал дыру в ее боку, но теперь от повреждения не осталось и следа. Я помню, что был шокирован этой новостью. Думаю, это случилось году в 1969-м.

— Мистер Селиг?

Я увидел большого загорелого парня. Колоссальные плечи, пухлое невинное лицо. Он был ужасно смущен. Ему срочно был нужен реферат по романам Кафки, которые он не читал. (Шел футбольный сезон. Он — начинающий полузащитник и очень-очень занят.) Я изложил ему условия, и он поспешно согласился. Пока он стоял здесь, я быстренько пробежал его мысли, узнавая его интеллектуальный уровень, возможный словарь, стиль изложения. Он умнее, чем выглядит внешне. Как и большинство из них. Они довольно хорошо писали бы отчеты сами, если бы имели на это время. Я набросал заметку, основываясь на моем впечатлении от него, и он ушел весьма довольный. После чего дело пошло на лад: он передал другу, Друг своему другу — и дальше эта цепочка тянулась до полудня. Наконец я понял, что сделал все, что мог. Я знаю свои способности. Итак, все отлично. Две или три недели я буду регулярно питаться, не открывая кран ворчливой щедрости сестры. Юдифь будет рада не слышать ничего обо мне. Домой, сейчас же, исполнять свою задачу. Я хорош — красноречив, усерден, глубокомыслен на убедительно второкурсный лад — и умею менять стили. Я знаю достаточно о литературе, психологии, антропологии, философии, всех гуманитарных предметах.

Благодаря Господу я сохранил свои собственные рефераты. Даже спустя двадцать с лишним лет их еще можно использовать. Я беру 3,5 доллара за печатный лист, а если знаю, что у моего клиента водятся деньжата, то и больше. Им гарантируется минимальная оценка Б+ или я не беру плату. Но этого никогда не случалось.

2

В свои семь с половиной лет он доставлял много хлопот учителю третьего класса, и маленького Дэвида послали на проверку к доктору Гитнеру, школьному психиатру. Он учился в дорогой частной школе на тихой, зеленой улице в районе Парк Слоуп Бруклина. Ориентация школы была социально-прогрессивной с елейным педагогическим толкованием марксизма и фрейдизма, а также дуализма. Психиатр, специалист по расстройствам школьников средних классов, каждую пятницу являлся взглянуть в самое сердце детских проблем. Теперь наступила очередь Дэвида. Конечно, с согласия его родителей. Они очень тревожились за его поведение. Все соглашались, что он — блестящий ребенок: развитой не по летам. Взрослые находили его даже пугающе умным, но в классе он был неконтролируем, резок, неуважителен. Вся школьная работа, безнадежно элементарная для него, утомляла его до отчаяния. Его единственными друзьями были второгодники, которых он жестоко наказывал. Большинство детей ненавидели его, а учителя боялись его непредсказуемости. Однажды он разбил в холле огнетушитель только для того, чтобы посмотреть, будет ли он прыскать пеной, как это было обещано. Так и случилось. Он притащил в школу змей и выпустил их в аудитории. Он с непостижимой точностью передразнивал товарищей и даже учителей.