Улыбка святого Валентина - [62]

Питер схватил меня за плечи и заговорил, глядя мне в глаза:

– Я тоже настроен очень серьезно, Порция! Ты не должна садиться за руль автомобиля в таком состоянии. И тебе лучше не ехать на встречу со своим отцом одной. Жди меня здесь, я быстро переоденусь, уложу дорожную сумку и заеду за тобой. В конце концов, тридцать минут ничего не изменят, позволь мне хотя бы раз тебе помочь!

Я сложила руки на груди и молча взглянула на него. А что, если он действительно стал другим человеком? Может, не стоит снова отталкивать его?

– Ладно, – сдалась я. – Даю тебе ровно полчаса на сборы.

– Вот это другое дело! – обрадовался он. – Я мигом!

Он пулей выскочил за дверь.

– Постой, Питер! – окликнула его я, кое-что вспомнив.

Он обернулся. Я взяла со столика листок бумаги и, написав на нем кое-какие указания, протянула Питеру со словами:

– Обязательно захвати это с собой для меня.

Выйдя из ванной в гостиничном номере, который мы сняли на двоих с Питером, я услышала, что он разговаривает с Верой по телефону, и насторожилась.

– Она уже успокоилась, – говорил Питер. – Да, мы как раз собираемся его проведать. Не волнуйтесь, я за ней присмотрю. Как чувствуют себя Мэгс и Бев? Угу, понятно. Я ей передам...

Услышав эти имена, я поморщилась – настолько была на них обеих зла. Я подошла к Питеру, чтобы отобрать у него трубку и сказать Вере пару слов. Но Питер поспешил закончить разговор и положил трубку прежде, чем я сумела дотянуться до нее.

– Они все о тебе беспокоятся, – сообщил мне он, обернувшись. – Я сказал, что мы собираемся вернуться завтра днем.

Я пожала плечами, взглянула на часы и недовольно сказала:

– Скоро восемь. Ты готов?

– А ты? – улыбнулся он.

– Как всегда! – ответила я.

– Тогда пошли!

Питер взял меня под руку и повел к выходу. У меня возникло ощущение, что меня ведут на эшафот.

Жилище Джека располагалось на окраине города и походило на ранчо. Питер остановил автомобиль перед входом в белое одноэтажное строение, обернулся и спросил:

– Мне пойти с тобой?

В одном из окон дома я заметила женскую фигуру, вероятно, это была Марианна. Дома ли отец? Что я ему скажу?

– Порция! – окликнул меня Питер. – Ты меня слышишь?

– Да, – кивнула я, расстегивая ремень безопасности. – Я не знаю, сколько все это продлится, лучше подожди меня здесь. – Открыв дверцу, я выбралась наружу, сжимая в руках коробку со своими письмами к отцу.

Вечерний воздух, пропитанный сыростью, мешал мне вдохнуть полной грудью. С трудом передвигая ноги, я подошла к входной двери и нажала на кнопку звонка.

– Минуточку! – послышался из глубины дома низкий мужской голос, Внутри у меня все оборвалось. Очень скоро дверь распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я зажмурилась.

Когда же я открыла глаза, то увидела перед собой отца. Того самого мужчину, который кружился в танце по комнате, держа меня на руках, много-много лет назад. Моего отца, который, как выяснилось, не забывал обо мне. На висках у него появилась седина, он располнел, но все равно я сразу его узнала. Беда была только в том, что я совершенно не знала этого человека.

Он с вежливой улыбкой какое-то время глядел на меня, потом улыбка сползла с его лица, и он пораженно проговорил:

– Чтоб мне провалиться! Вы с ней похожи как две капли воды!

Я заморгала, не сразу сообразив, что он имеет в виду Мэгс. Сглотнув ком, я произнесла:

– Прости, что я тебе не звонила. Мне следовало бы давно это сделать... – Голоса своего я не узнала.

– Все в порядке, не извиняйся, это я... – Отец осекся, по его скулам забегали желваки. – Я рад тебя видеть!

– Я тоже рада. – Я протянула ему коробку из-под туфель. – Это тебе!

Он неуверенно взял коробку и открыл ее.

– Здесь письма, которые я писала тебе в течение многих лет. И мои фотографии... А еще детские рисунки...

Он взял лежавшее сверху фото, на котором я была запечатлена шестиклассницей, и с улыбкой сказал:

– Ты носила скобки на зубах.

– Да, – кивнув, подтвердила я, но не улыбнулась.

– Какая же ты красивая! – воскликнул он, и глаза его засверкали.

Я отчаянно заморгала, пытаясь сдержать слезы, но безуспешно. Закрыв лицо ладонями, я разрыдалась. Отец поставил коробку на табурет и обнял меня.

– Только не говори, что ты слышишь это от мужчины впервые, – сказал он, поглаживая меня по голове. – Я в это не поверю.

После этих слов слезы хлынули из моих глаз потоком, способным затопить маленький городок, и сдержать их я бы не сумела даже под угрозой смерти. Ведь почти тридцать лет в моем сердце копились обида и злость на отца за то, что он меня бросил. А теперь он крепко обнимал меня и, поглаживая рукой по волосам, пытался успокоить. Я на него больше не сердилась.

Наконец я перестала рыдать, вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони и, запинаясь, пробормотала:

– Все нормально, 'ты ни в чем не виноват... Но я об этом не знала, пока...

– Я знаю, Марианна все мне рассказала, – договорил он за меня, пытаясь улыбнуться.

Я отстранилась, хлопнула себя ладонями по щекам и с неестественной улыбкой выдавила из себя:

– Ну и видок же, наверное, сейчас у меня!

– Я же сказал, что ты красавица! Ты всегда была для меня самой красивой девочкой на свете с момента своего появления на свет... – Он улыбнулся, вздохнул и посмотрел на меня с тем же умилением, с каким глядел в тот день, когда вальсировал со мной по комнате. Это было настолько трогательно, что на глаза у меня снова навернулись слезы.