Улыбка навсегда - [10]

В сентябре 1943 года товарищам удалось вырвать его из рук оккупантов. Но тогда побег означал возвращение к борьбе, а не уход от нее…

III. ПОБЕГ ИЗ „СОТИРИА“

Нападение фашистской Италии застало Никоса в Акронавплии — огромной тюрьме над городом Навплион, где тогдашний диктатор Метаксас держал в заключении с 1938 года почти всех руководителей и активистов компартии.

«Внимание, внимание! Слушайте все! — взволнованно отстукивали соседи из камеры слева — их окно выходило в сторону города, и новости, которые передавали уличные репродукторы, прежде всего доходили до них. — Сегодня, 28 октября 1940 года, в пять часов тридцать минут утра девятая итальянская армия в составе восьми дивизий, среди которых отборные дивизии «Чентавро», «Сиена», «Джулия», «Парма», «Феррара», перешла греческую границу и вступила…»

Соседи Никоса по камере — Одиссей и хмурый неразговорчивый Илиас Аргириадис — быстро переглянулись.

— Доигрался, подлец, — стиснув зубы, сказал Одиссей и выругался так длинно и замысловато, что Никос с удивлением на него посмотрел — у них не приняты были такие вольности. Ругательство адресовано было генералу Метаксасу — толстенькому пожилому господину с добропорядочной, буржуазной, отнюдь не диктаторской внешностью: Метаксас уверен был сам (и держал всю страну в уверенности), что с «хозяином», то есть с Гитлером, он всегда сумеет договориться.

— Теперь нам всем крышка, — пробормотал Аргириадис. — Придут итальянские фашисты и всех нас за ноги перевешают. Они разбираться не станут, кто прав, кто виноват…

— А то мы будем этого дожидаться! — сказал ему Одиссей. — Посмотрим, как теперь он сумеет удержать нас здесь, за решеткой!

По призыву ЦК КПГ шестьсот «акронавплиотов» обратились к начальнику тюрьмы и через него к властям с требованием немедленно отправить их на фронт. Начальник тюрьмы, растерявшийся, осунувшийся (новости с фронта поступали безрадостные: линия обороны вдоль албанской границы была прорвана, единственная автомобильная дорога, соединявшая Эпир с Македонией, перерезана, итальянская армия стремительно продвигалась на юг, в направлении Янины), согласился передать требование заключенных властям, но выразил сомнение, что оно будет удовлетворено.

Так оно и случилось. К вечеру в тюрьму прибыл представитель министерства внутренних дел. Встретившись с делегацией «акронавплиотов» и выслушав их требование, он пожал плечами:

— Не понимаю, зачем вам это нужно? Война закончится, самое большее, через два дня.

— Потрудитесь объяснить свои слова, — резко сказал ему Белояннис.

— Мне нечего вам объяснять, — ответил чиновник. — «Сапиенти сат», как говорили древние римляне: «Понимающему достаточно».

Делегаты взволнованно зашумели.

— Видимо, это следует понимать так, — с нажимом сказал Белояннис, — что правительство намерено капитулировать?

— Я здесь не для того, — ответил чиновник, — чтобы обсуждать с вами намерения правительства. Хочу лишь предостеречь вас: не вздумайте устраивать беспорядки. Положение таково, что народ расценит это как удар в спину действующей армии. Поверьте мне: чем неприметнее вы будете себя вести, тем в большей безопасности…

— О своей безопасности, — перебил его Белояннис, — мы можем позаботиться и сами. Нас здесь шестьсот человек, и мы готовы с оружием в руках выполнить свой долг перед родиной.

— Слова о долге перед родиной в этих стенах звучат кощунственно, — сказал чиновник и от дальнейших переговоров решительно уклонился.

К утру охрана Акронавплии была усилена, а в город Навплион были введены полицейские механизированные части.

— Им бы на фронте быть, — негодовал Одиссей, — а не нас караулить! Трусливые крысы!

— Фашисты с фашистами всегда договорятся, — сказал ему Никос. — С нами им договориться труднее: через себя пришлось бы переступить.

— То-то и видно, — желчно сказал Одиссей, — они уже латинскими цитатами запасаются. Муссолини это должно понравиться!

Однако в министерстве внутренних дел слишком торопили события. Эпирская армия, получившая приказ об общем отступлении, отказалась выполнять этот приказ и выступила навстречу врагу. И хотя части эпирской армии были вооружены и экипированы намного хуже итальянских войск, они вступили в бой по всей линии фронта. Население оккупированных районов активно помогало своим солдатам. На борьбу с захватчиками поднялся весь греческий народ. Восьмого ноября итальянцы, встретив упорное сопротивление, вынуждены были остановиться, а затем, под угрозой окружения с флангов, стали отходить назад, к албанской границе. Двадцать первого ноября, преследуя отступающих итальянцев, эпирская армия вступила на территорию Албании.

Правительство Метаксаса оказалось в крайне сложном положении. Народ, воодушевленный разгромом итальянского экспедиционного корпуса, требовал от правительства продолжать наступление и сбросить захватчиков в море. Семьдесят греческих батальонов против сорока итальянских, к тому же запертых в заснеженных горах Пинда, были внушительным доводом в пользу победоносного окончания кампании. Но гитлеровская Германия, на которую беспрестанно оглядывался Метаксас, все чаще выражала «озабоченность, тревогу, глубокое недовольство» в связи с развитием событий на албанском фронте. Дошло до того, что немецкое посольство в Афинах стало подсказывать греческим генералам, какие города в Албании им не следует брать, чтобы сохранить расположение «хозяина». Метаксас все еще надеялся на то, что при посредничестве Гитлера ему удастся урегулировать конфликт и сохранить свой режим, а Гитлер уже концентрировал свои войска на румыно-болгарской границе, для того чтобы через территорию Болгарии ударить в спину Греции.