Улыбка химеры - [2]

– К последней. У меня, Евдокия Геннадьевна, особая потребность – раз в жизни заснуть в комнате, где никто, кроме меня, не храпит.

– Только-то? Не понимаю, из-за чего сыр-бор. Просто укажи в соответствующей графе – хочу отдельную комнату. Я уверена, администрация школы найдет способ тебе помочь.

– Да ну? А я слыхал, на такие комнаты уже очередь в километр из тех, кто хочет в маму-папу поиграть.

– Сань, а ты поори погромче, повозмущайся – глядишь, тебе каморку под лестницей выделят.

– Во-во, как Гарри Поттеру!

– Да что за детский сад?! – Учительница, наконец, всерьез возмутилась. – Ребята, я вас не узнаю! А может, вы просто боитесь принимать решения? Да ладно уж, выдохните. Расслабьтесь. Открою вам маленький секрет: ваши анкеты сперва попадут ко мне. Я их все просмотрю, прежде чем отправить. И если увижу, что кто-то написал совсем самоубийственную чушь, вызову его к себе, и мы вместе подумаем, как это можно исправить. Всё, сосредоточьтесь и не тяните время за хвост! До конца урока осталось…

* * *

Стоя на декоративном мостике Лерка и Сергей наблюдали, как сторожиха специальной палкой с крючком подтягивает к берегу очередную мертвую золотую рыбку. Даже не рыбку, а рыбищу – килограмма на три, не меньше.

Конечно, пруд-то большой, так чего им в нем не расти!

Золотистые чешуйки сверкают на закатном солнце. Белое раздутое брюхо устремлено к небу.

– Такой пруд большой! И с подогревом, и с воздухом. Жить бы да жить! А они почему-то дохнут.

– Может, это она от старости?

– Да ну, какая старость, ты что? Вон у нее чешуя-то – огнем горит! У старых чешуйки блеклые, тусклые. Наверняка опять из мелких кто-то гадости какой-то в пруд нашвырял. И чего им неймется! Игрушек других нет, что ли? Смотри, вон еще одна кверху брюхом плывет…

– Точно, траванулись. Все, Сереж, пошли! Не могу на это смотреть. Убить кого-нибудь хочется!

– Смотри, смотри, палочки плывут! Это они чупа-чупсов им своих накидали.

– Что ж за ними воспиталки не смотрят?

– Ну, воспиталка одна, а их много. Каждого за ручку водить не будешь. Они ж шустрые, как эти! Не помнишь, какими мы в их возрасте были? Дуська орет, надрывается: «Ребятки, ребятки! Строем, строем!» А мы кто по дрова, а кто в лес. А то и вообще за ограду. Ну, помнишь?

Леркино лицо светлеет. Она даже почти улыбается.

Ей вспоминается, как когда-то, в пятом, кажется, классе, они с Сережкой в первый раз ушли вдвоем за ограду. В сентябре. Сразу после каникул. После каникул всегда сперва так: ветер в голове гуляет, летняя вольница из крови не повыветрилась, вот все и блажат кто во что горазд.

Резать проволоку Сергей тогда еще не умел, да и инструментов у него таких в ту пору не было. Он просто разогнул клещами несколько стратегических колец, понажимал, потянул – образовался узкий лаз. Узенький, конечно, но ведь и они тогда щуплые были. По-пластунски подлезли, встали, коленки отряхнули – и вперед!

Долго шли. Тропинка казалась бесконечной, она то скрывалась в лесу, то выныривала на луг или в поле. Небо над головой было ясное-ясное. В овраге они наткнулись на лещину и до отвала набили животы зелеными лесными орехами. И карманы наполнили, Сергей еще и за пазуху себе насыпал.

Полкласса потом неделю животами маялось.

– Да, время было! И, главное, времени этого на все хватало: и на уроки, и на фигню любую, какую захочешь. Чего мы только не вытворяли! Но вот чтобы рыбу травили – не помню. Честно.

– Да ладно, Лерк, они ж тоже не нарочно. Они ж, небось, как лучше хотели. Оторвали, можно сказать, чупа-чупсы эти от сердца.

– Хотели как лучше, а получилось как всегда. Главное, мне знаешь чего обидно? Что им ведь и не объяснят ничего. Даже не расскажут. Чтоб лишний раз не расстраивать. Просто напустят в пруд свежих рыб. И опять по новой… Ой, Серый, гляди, вон, кажется, еще всплыла! Все, не могу, пошли быстрее отсюда!

– Точно, погнали. Гляди, вон туча какая!

Они понеслись к стеклянной, расцвеченной огнями, похожей на радужный мыльный пузырь столовой. Оттуда донеслись смех и музыка. День кончился, впереди два часа личного времени. Из колонок загрохотала веселая песенка про дождик, который «окна вымоет и смоет все следы!».

– Дождик, дождик, пуще! – подхватила Лерка веселую, заразительную мелодию. Худые, нескладные ноги затанцевали сами собой. Улыбка вернулась на широкоскулое, веснушчатое лицо, обнажив крупные, неровные зубы.

«Кобылка моя». Сергей смотрел на нее и не дышал. Не было у него и быть не могло слов ласковей и нежней. Лошадей Сергей обожал. Лошадь в его глазах – образец совершенства. Недаром же он лучше всех в классе ездил верхом.

Дождь и в самом деле начал накрапывать. Тяжеловесные капли падали одна за другой. На нос, на светлые плитки под ногами, на протянутую ладонь. Сперва по одной, по две. Не то правда дождь, не то только кажется. Но вот уже настоящий ливень обрушился им на головы, заколотил по рюкзакам, по плечам. Сильный, ледяной, освежающий. На стремительно растекающихся вокруг лужах вспухают и лопаются пузыри.

Хорошо, им недалеко. Сергей на бегу скидывает и держит над Леркиной головой пиджак.

Ворвавшись в вестибюль, оба встряхиваются всем телом, как собаки после купания. Рыжие кольца Серегиных кудрей потемнели от воды, из золотых стали медными. Мокрое насквозь Леркино платье прилипло к животу и груди.