Улицы гнева - [107]

— Не кадрами ли занимались, капитан?

— Кадрами.

Казарин от волнения даже приподнялся на табурете. Он узнал капитана.

— В Северо-Кавказском военном округе не бывали, в СКВО?

— Именно в СКВО и работал. А вы что, помните?

Казарин молчал мгновение. Горечь обиды, напластовавшейся под сердцем, поднялась в нем, как поднимается лава в кратере вулкана. Этот чистенький капитан не был виновником его злоключений. Но он был одним из слепых исполнителей чьей-то воли и потому тоже ответственным за его судьбу. Вот так встреча!

— Да, я вас отлично помню, капитан, — глухо и не очень дружелюбно проговорил Казарин, нервно подергивая кончик уса. — Если поднатужитесь, и вы вспомните. Приметку подскажу, коли хотите. Испания. В отделе кадров вы долгонько совещались и сослали меня в штаб батальона...

— В этой войне никто не выбирает себе должностей и званий, — не смутившись, отпарировал Андронов. — Вас не помню, майор, но личное дело, связанное с Испанией, смутно припоминаю. — Он снисходительно улыбнулся, и Казарин испытал знакомое чувство зависимости: за плечами капитана была регулярная армия, торопившаяся им на выручку — Впрочем, не время нынче для воспоминаний. Я вот тоже канцеляристом был, а позвал фронт — и вот я здесь.

Все очень просто выходило у капитана Андронова. Эта его простота и удивительная логика суждений выбивали почву из-под ног Казарина. Для обид, оказывается, места нынче нет. Прав капитан. Он ли виноват в том, что случилось когда-то? Пусть все прошлые недоразумения спишет война. Не так ли?

«Нет, не так, — упрямо твердил мозг, — не так. Слишком горько то, чтобы забывать. Сколько бессонных ночей! Какие потери энергии!»

Капитан неожиданно протянул руку Казарину:

— Не растравляй себя, майор. Я понимаю тебя. Придет время — разберемся, что к чему.

Снова капитан Андронов крепким рукопожатием и прямотой обескуражил майора.

— Ну что ж, может быть, ты и прав, — протянул Казарин. — Только ведь жжет меня, есть горький материал для раздумий...

Он коротко рассказал капитану о прошлом.

— Да, видно, крепко залили тебе за шкуру растопленного сала, что на людей бросаешься, — произнес капитан. — Потому и друзей за врагов принимаешь. Давай-ка к делу...

Они совещались в полутемной комнатушке тети Саши. Приходили и уходили какие-то люди. Во дворе покуривали связные. На карте Рудого то появлялись, то исчезали темные стрелы — направления ударов боевых отрядов восставших.

Расходились за полночь. Надо подремать несколько часов. Рассвет будет полон неожиданностей.

На прощание Казарин задержал руку капитана. Его до сих пор волновала встреча с человеком, каким-то образом причастным к его судьбе. Зла на него уже не было. Напротив, Казарину даже импонировал этот спокойный, чистенький человек с аккуратным носиком, кончик которого то и дело приходит в движение.

— Послушай, капитан...

— Слушаю.

Но так и не услышал капитан Андронов того, что собирался сказать Казарин.

— Ладно. В другой раз. Спокойной ночи,

Глава двадцать первая

1

Группа центра под командованием Рудого наносила удар по центральной площади города, где сосредоточились немалые силы оккупантов. Четырнадцать отрядов одновременно завязывали бои на других участках. Группа Степана Бреуса нападала на жандармерию, полицию и гестапо, расправлялась с карателями, захватывала документы. Иванченко с ребятами должен был захватить телеграф, почту и городскую управу. Отдельные группы перерезали дороги к реке и мост через Волчью, громили штаб итальянской дивизии в здании мукомольного техникума. Другие освобождали военнопленных из лагеря, оказывали им помощь, вооружали боеспособных.

Диверсионные группы на станции захватывали пакгаузы с продовольствием и снаряжением, поджигали при надобности склады горючего.

План был разработан со всей тщательностью, на какую были способны два армейских оперативных работника — Казарин и Андронов. Виселица на площади заставляла поторапливаться.

Город затаился, словно перед прыжком.

Иванченко вернулся в город накануне восстания. Он постарел за эти дни и еще больше ссутулился. Огородами пробрался к своей хате переобуться, сменить белье. Дверь на замке: дочка позаботилась. Комок подкатил к горлу, и слезы полились сами собой. Зачем-то подошел к пустой собачьей будке.

Звякнула ржавая цепь. Он замер от этого звука и вдруг вспомнил осенний день, когда через щелочку в заборе смотрел на гитлеровцев, шагавших вслед за танками. Вот и раздавили те танки его семью: дочка в рабстве, жена в концлагере.

Прислонился горячим лбом к ставне и так постоял с минуту у родного окна. Потом осторожно вышел со двора и подался набухшей от снега и дождя улицей. Чем дальше уходил от родного дома, тем становился спокойней и кремнистей.

Когда же увидел всех начальников отрядов, уже не испытывал ни слабости, ни горького раздумья. Победа не за горами. Крепче держать винтовки и автоматы в руках! Пусть почувствует враг силу тех, кто скрывался все эти годы. Действия подпольщиков одобрены командованием Красной Армии и будут поддержаны. Удар должен быть сильным, неожиданным, но согласованным. Силы есть, оружия вдоволь. Бей без промаха! Каждый боец — рота. Каждая рота — дивизия. От Белого до Черного моря стелется огонь. То на фронте и в тылу бьют фашистов. Прогноз правильный — Гитлеру капут, и все дело. Внимательность и четкость, точное исполнение приказов — залог успеха... Сметем фашистскую нечисть с нашей священной земли, смерть немецким оккупантам!