Уличные птицы (грязный роман) - [6]

Тела медлительных портьер

отрежут навсегда,

обворожительных гетер

и взгляд Христа с креста.

Сквозь абсолютно прозрачную черную блузку, состоящую из одних дырочек, Граф рассмотрел две великолепные груди, с выпуклыми набухшими сосками. "Такой должна быть настоящая женщина", - подумал Граф. Ниже блузки на даме была более "серьезная" одежда – черные великолепные туфли-лодочки и черные, с ажурными резинками чулки. Перелистывая страницы блокнота, брюнетка переступала с одной ноги на другую, при этом ее загорелые ягодицы так возбуждающе колыхались, что Граф был вынужден, аккуратно подойдя сзади, обратиться к ней с краткой, но пламенной речью: "Я вас хочу", -и положить ей руки на талию.

Пусть лорда Кельвина шкала

застынет на нуле,

нам хватит нашего тепла

и лампы на столе.

Красавица, не отрываясь от своего занятия и не меняя выражения лица, нагнлась, выгнула спинку, и чуть отставила ножку...

Белый свет в глаза, ломота в суставах и боль в голове вернули Графа к жизни.

* * *

Был день.

На диване, в ногах у Графа, сидела Аглая, улыбалась, мать ее суетилась у стола, пахло ватрушкой, чайник на плитке пускал из носа пар, в голове жило легкое похмелье, мочевой пузырь готов был разорваться, да и присесть в задумчивости на несколько минут желание было. Мать Аглаи без труда распознала желания Графа:

- Поди, сынок, у нас тута рядышцком,- и махнула рукой в сторону двери и вправо. Граф огляделся, и, не обнаружив ничего, прикрыть «достойный срам», ломанулся как был. "Срать и родить - нельзя погодить", - всплыло дурацкое в голове Графа. Сортир был классный, с окошечком в форме сердечка и мягкой бумажкой, оттуда, не смотря на наготу, Граф шел вальяжно, неся на лице отпечаток только что испытанного кайфа. Войдя в дом, Граф заметил как пожилая женщина, как бы невзначай, но с интересом, пробежалась взглядом по его телу сверху вниз, и лукаво улыбнулась. Аглая, заметив это, сконфузилась и порозовела:

- Тебе мама одеца принесцла, вон, в сумке.

Наряд был классный: брючная пара неимоверной ширины с отворотами, белая китайская шелковая рубаха "Дружба", которая висела на плечах Графа, как на заборе, и пиджак с огромными ватными плечами. Аглая покатилась со смеху, когда Граф облачился.

Ели все с аппетитом, для начала махнув по сотке с медом.

- Кушай, сынок, - приговаривала мать.

- Мы тебя под костюмцик-то подгоним.

Аглая смеялась и даже один раз чмокнула его в мохнатую щеку. Мать налила еще, выпили. Граф улыбнулся Аглае, ее матери - те были счастливы.

Граф встал из-за стола, вышел на крыльцо потянулся, сделал глубокий вдох. Через переезд медленно перебирался грузовик. Граф замахал рукой, машина остановилась.

- В город?

- Да.

* * *

Над городом висела круглая шайба дыма. Город название имел жутковатое, связанное с передней частью скелета среднего рогатого скота. Улицы города состояли из трещин и ям, в некоторых местах, прямо посреди улицы выпирали углы бетонных плит и черви арматуры - город болел бубонной чумой, но, несмотря на болезнь, он из последних сил ждал, то ли явления Графа, то ли дождя, который, обещая свежесть, безжалостно выльет на язвы улиц грязь, и едкий смрад неба...

Граф медленно, за пару часов, обошел весь центр и обнаружил всего три довоенных здания, - город был молод, просто юн, к тому же он рос, «эльбрусы» доменных печей заслоняли горизонт, зубы новостроек торчали тут и там. Изъязвленный, страшный на вид, корявый урод рос, вонючий, тупой, но могучий урод. Граф и город друг другу понравились.

Пошлявшись по улицам, Граф жутко захотел жрать, но его костюм слабо подходил для пристойного аска, для банального попрошайничества не созрел Граф. Выход был один – красть. Для воровства пирожков и сосисок Граф был слишком заметен, опять-таки -подводил костюм. Чтоб грабить банк, нужно было, во-первых, его найти, во-вторых, разработать план, на это нужно было время, а жрать хотелось сейчас.

* * *

В маленькой пивной вонь стояла умеренная, народ был разный: кто "по кружке" зашел, кто - "попить", а кто - "хоть кружечку". Граф подошел к столику, у которого капитально стояли три коренастых мужика. На столе: пива по паре, четвертинка, рыба, лук, сальца порезано, соль на бумажке. Мужики вида сурового, но не агрессивного, с клещеподобными руками, усталыми глазами, в засаленных пиджаках и старых, но почищенных ботинках. Волосы, с изрядной проседью, постоянно, меж разговором, зачесывались, расплющенными на концах пальцами, назад. Граф держал паузу, он явно мешал работягам вести разговор, но так как все столы были заняты, мужики не решались предложить Графу освободить их от своего общества. Беседа мужиков подзатухла, двое сосредоточились на чистке рыбы, третий отхлебывал из кружки, и ползал глазами по посетителям и стенам заведения. Граф изменил выражение лица из гордонезависимого на заинтересованное, и, до боли в заднице уважительным тоном, спросил:

- Сталевары?

Из мужиков как будто выпустили пар.

Познакомились под водку... А после трех под пиво Коля и Миша никак не могли смириться, что странного бледного парня со шрамом на лбу надо звать "Граф", а повеселевший бригадир Володя убеждал, размахивая руками, что "...у них, художников, так принято – псевдо’ним...", и, ища поддержки у Графа, каждую минуту переспрашивал: