Улица Жмуров - [28]

– Нельзя поприличнее? – перебивает она.

– Пардон, в тот вечер, когда он отбросил копыта, у него работало радио?

– Да... Он слушал музыкальную программу. Это был воскресный вечер, да?

– Совершенно верно. А потом, когда... подружка Парьо ушла, радио замолчало?

– Да... Незадолго до ее ухода.

Так-так, неужели доктор Андрэ попал в «десятку»?

Изабель выключила перед уходом радио... А Парьо спал... вечным сном!

Я смотрю на старую деву, не сводящую с меня глаз.

– Какая жалость, что вы не вышли замуж, – говорю я.

– Это почему? – возмущается она.

– Потому что я уверен, что вы составили бы счастье любого мужчины.

– Это судьба, – говорит она, и в ее голосе слышится сожаление.

– Ну да... Но вам, должно быть, одиноко?

– Я привыкла...

– Конечно... Вы смотрите на улицу и, спорю, долго остаетесь у окна...

– На этой улице почти никакого движения...

– Это верно. Скажите, когда в тот вечер ушла девушка, вы стояли у окна?

– Я не помню.

Эта старая калоша пудрит мне мозги!

– Но, – уверяю я, – владелец ресторана напротив сказал мне, что вы стояли у окна и видели, как малышка вышла из дома.

Я, конечно, блефую, но она заглатывает крючок всей челюстью.

– Куда он лезет, этот свин! – возмущается она. – Я что, уж и не имею права подойти к окну?

– Речь не об этом, мадемуазель... Вы имеете полное право проводить у окна всю жизнь, только не нагишом...

– Какой ужас! – стонет она. Ее челюсть вываливается изо рта, но она втягивает ее обратно.

– Девушка села в машину Парьо?

– Да, – отвечает она.

– Она была одна?

– Да... Но она вышла из дома не сразу.

– Как это?

– Я слышала, как она открыла дверь, но на улицу вышла Не сразу. По крайней мере минут на пять позже, чем нужно, чтобы спуститься на первый этаж... Правда, она несла груз, но все-таки...

– Груз?

– Да, она несла на плече сумку.

– Сумку? Какого рода сумку?

– Холщовую, вроде мешка для картошки.

– Она была полной?

– Да, но имела странную форму... Я подумала, что она выносит старые вещи, может быть канделябры.

– Почему именно канделябры?

– Просто так...

– Мысли никогда не приходят просто так, мадемуазель. Если вы подумали о канделябрах, значит, что-то в форме сумки навело вас на эту мысль.

– Это правда, – соглашается она. – У нее были острые углы...

Подумав, я решаю, что из нее больше ничего не вытянешь.

– Всего хорошего, мадемуазель. Она кивает мне и провожает до двери. Не заходя в квартиру покойного, я быстро сбегаю по лестнице.

Консьерж там. Надраивает медные перила лестницы.

– Это снова я, – говорю я вместо приветствия.

– О! Добрый день, господин инспектор.

– Комиссар, и этим все сказано! Он отвешивает мне поклон, полный скрытого почтения.

– Скажите, – спрашиваю, – все жильцы этого дома пользуются подвалом?

– Разумеется.

– Номер бокса Парьо?

– Восьмой.

– Ладно, спасибо... Сюда, да? – добавляю я, показывая на низкую дверь в глубине лестницы.

– Да... Хотите ключ?

– Нет, у меня есть все, что нужно.

– Я хоть включу свет в подвале.

– Отличная мысль!

В десять прыжков я оказываюсь перед дверцей бокса номер восемь. Открыть ее моей отмычкой – детская игра. Замок открывается чуть ли не в ту же секунду, когда вставляю отмычку в скважину.

– Хорошая штука природа, – начинаю напевать я, потому что, едва открыл дверь, мне в ноздри бьет противный запах. Жуткая вонища...

Включив свет, осматриваю узкое помещение. Кавардак редкий... Металлическая каминная решетка, деревянная лошадка, костюмы древних времен... Короче, я сразу понимаю, что Парьо использовал подвал как склад для старья.

Я смотрю по сторонам и сразу нахожу то, что искал: клочки грубой черной шерсти, воняющие салом.

Здесь точно держали барана. Тут даже есть засохшие какашки... Те самые последние какашки, которые животное выбрасывает после смерти.

Те штуки, что топорщились в сумке Изабель, были окоченевшими ногами барана.

Следовательно, Изабель притащила барана... Значит, она знала, как будет использовать животное...

Однако ее же и сожгли.

Клянусь вам, что нужны крепкие нервы, чтобы заниматься этой чертовой работой.

– Нашли, что искали? – спрашивает наблюдающий консьерж.

– Да.

Я делаю три шага вперед, и тут его любопытство выплескивается наружу.

– А что это было? – спрашивает он.

– Какашки! – отвечаю я и выхожу.

Глава 17

Взгляд на наручные часы: пять сорок! Теперь я веду борьбу со временем.

Еще несколько часов, и придется все бросать. Захожу в бистро напротив.

– Есть что-то новое? – спрашивает меня толстый хозяин.

– Да так...

Он видит, что я злой как черт, и не настаивает. Он из тактичных.

Издав «ахх!» борца классического стиля, он достает свою бутылку белого.

– Как обычно? – спрашивает он.

– У вас легко обзаводишься привычками. Два больших стакана белого.

Мы чокаемся.

– Скажите, патрон, вы не видели со вчерашнего дня мадемуазель Бужон?

– Это киску Парьо, что ли?

– Да.

– Нет.

Отличный диалог. Я шмыгаю носом от нетерпения.

– А вы не замечали, были ли у этой девушки золотые зубы?

Вопрос медленно погружается в глубины его интеллекта, как поплавок вашей удочки в воду, когда крючок заглотнул линь.

Он измеряет его, взвешивает, наконец заявляет:

– Никогда не замечал. – И добавляет: – Может, моя хозяйка заметила – Жермен! – орет он во всю глотку.