Улица Вокзальная, 120 - [57]

Но писать я стал не мемуары, а вот что:

«Коломер знакомится с Э. П., и постепенно дружба, перерастающая в более нежное чувство (см. «целую» в телеграмме), сближает их. Догадываясь (обосновать зарождающиеся подозрения), что Парри жив и что Э.– его дочь, Коломер в поисках дополнительной информации не колеблясь перехватывает письма девушки. Она в отъезде, когда к нему в руки попадает завещание. Он вскрывает его, убеждается в обоснованности своих подозрений и снимает копию с шифровки. С какой целью? А просто так. Что-то вроде профессионального заскока: блеснуть перед Э., если вдруг удастся с помощью своих интеллектуальных способностей расшифровать таинственную криптограмму. (Разумеется, пришлось бы покаяться в неблаговидном поступке, но, с другой стороны… третейский судья Эрос все расставит со временем по своим местам.) В день, когда ему удается расшифровать ребус, письмо уже в доме Э. (Иначе мы бы его при ней не обнаружили.) Он намеревается привезти Э. к дому 120. И получает пулю в спину.

Заметил ли Коломер, что письмо вложено не в тот конверт, в котором оно первоначально находилось? Да. Ибо если в Перраше в него стрелял тот самый человек, который явился обыскивать дом 120, значит, Коломер его вычислил. Как это ему удалось? Он знает, что этот человек – знакомый Э., единственной законной владелицы завещания. (Даже если Коломеру неизвестно, что этот человек пытал Парри, он знает нечто такое, чего не знаю я, но что выводит его на верную дорогу.) Ранее мы отметили, что в планы этого X., может быть, и не входило убивать Коломера. Но, увидев, как Коломер ринулся мне навстречу, он отбрасывает все сомнения. Вывод: X. знаком и со мной.

Почему, расшифровав ребус, Коломер так торопится увезти Э. П. в Париж, что телеграфирует ей, предлагает ждать его на вокзале и даже решается на незаконное пересечение демаркационной линии? Ответ: он не верит в то, что подозреваемый им человек расшифровал криптограмму. Ибо если бы это было иначе, тот человек не стал бы отправлять письмо. А раз он его отправил, значит, намеревался следить за девушкой, которой должно было быть известно, о чем идет речь. Но это означает, что Э. П., ненадолго возвращающаяся в Лион и покидающая его,– в опасности. Чтобы подстраховать ее, самое разумное – это попросить ее оставаться на вокзале и убедить незамедлительно ехать в Париж…»

На этом я прервал свои записи.

– Вы всегда высовываете язык, составляя послание вашей Дульсинее? – спросил Фару.

Я сложил листки, не познакомив его с их содержанием. И сообщил, что мы не сможем сегодня повидаться с Элен Парри. Он вскипел.

– А что еще вы рассчитывали узнать? – спросил я.– Так или иначе этим вечером занавес опустится над последним актом. На импровизированном ночном торжестве, которое я устраиваю у себя дома и на котором прошу вас присутствовать, я представлю вам в качестве рождественского подарка убийцу Коломера, палача Парри и вандала с Вокзальной улицы.

Он смотрел на меня, покручивая ус.

– Не слишком ли много для одного человека?– ухмыльнулся он. Однако во взгляде его сквозило доверие.

Я вернулся как раз вовремя, чтобы поспеть к телефонному звонку милейшего Жерара Лафалеза.

– Я не сидел сложа руки,– сообщил он.– В ночь совершения убийства наш друг был на Перрашском вокзале. И без особого труда миновал кордон полицейских. Почти со всеми из них он был знаком, и никому из этих славных ребят никогда не пришла бы в голову мысль в чем-либо его заподозрить. Ну что же, я думаю, можно ставить точку? Мои высокопоставленные друзья уже начинают выражать удивление по поводу частых телефонных переговоров с оккупированной зоной.

– Желаю весело встретить Рождество. Поцелуйте от меня Луизу Брель.

Глава IX Убийца

Вот уж это было общество так общество. Среди приглашенных, поблизости от остатков моего довоенного запаса бутылок, разместился Его Округлость Монбризон, сияющий всеми своими драгоценностями; Марк Кове, которому я позволил вооружиться авторучкой (он почел бы себя счастливейшим из людей, если бы не терзавший его ногу проклятый ревматизм); Симона Z., наша грядущая ослепительная кинозвезда, красавица, какой только она одна умеет быть; Луи Ребуль, которого я представил как первого раненого в этой войне (что соответствовало действительности); Элен Шатлен, которую после стольких униженных просьб и плоских извинений я все же уговорил прийти; некий краснолицый субъект, которого я окрестил Томасом и представил как живописца, но которого на самом деле звали Пти и который служил в полиции (что, впрочем, не слишком бросалось в глаза). Еще был Юбер Дорсьер, надолго посеревший ликом, которому мне пришлось пригрозить самыми жуткими карами, чтобы вынудить принять приглашение. Он был единственным, не реагировавшим на шутки, сыпавшиеся из всех четырех углов комнаты. И все же без него никак нельзя было обойтись. Я не сомневался, что нам понадобится его помощь еще до окончания вечеринки. Наконец, ничем не примечательная парочка, которую Кове подобрал в соборе и которая неустанно нахваливала мои напитки. Ну и, разумеется, Фару, который, благодаря изобретательно найденному в соседней комнате местоположению, внимательно следил за всем тем, что происходило и говорилось в гостиной. Словом, блистательное общество.