Улица Темных Лавок - [42]
Мы подходили к рейду у Папеэте.
46
Меня направили к какому-то Фрибургу. Он уже лет тридцать жил на Бора-Бора, снимал документальные фильмы о тихоокеанских островах и обычно демонстрировал их в Париже, в зале «Плейель». Он был одним из лучших знатоков Океании.
Мне даже не понадобилось показывать ему фотографию Фредди. Он несколько раз встречался с ним, когда бывал на острове Падипи. Он описал мне человека почти двухметрового роста, который лишь изредка покидал остров, да и то в оиночестве, на своей шхуне. Он совершал на ней длительные путешествия по атоллам Туамоту и доходил даже до Маркизских островов.
Фрибург предложил отвезти меня на Падипи. Мы сели на что-то вроде рыбачьего баркаса. Сопровождал нас толстяк маори, ни на шаг не отходивший от Фрибурга. Думаю, они жили вместе. Странная пара — невысокий человечек, по виду бывший скаутский командир, в поношенных штанах для игры в гольф, в тенниске и очках в металлической оправе, и тучный меднокожий маори в набедренной повязке и голубой хлопчатобумажной безрукавке. Пока мы плыли, он рассказывал мне нежным голосом, что в юности играл в футбол с самим Аленом Жербо>[6].
47
Мы пошли по аллее, заросшей густой травой, между кокосовыми пальмами и хлебными деревьями. Время от времени возникала белая стена, огораживающая сад, в глубине которого стоял дом с верандой под зеленой железной крышей, как и все дома здесь, на острове.
Наконец перед нами открылось большое поле, окруженное забором из колючей проволоки. С левой стороны его замыкали ангары, среди которых виднелось желто-розовое трехэтажное строение. Фрибург сказал, что здесь был аэродром, построенный американцами еще во время войны на Тихом океане, — тут-то и жил Фредди.
Мы вошли в дом. В спальне на первом этаже стояли кровать под противомоскитной сеткой, письменный стол и плетеное кресло. Дверь вела в весьма примитивную ванную комнату.
На втором и третьем этажах в комнатах никакой мебели не было. Стекла в окнах выбиты. Неубранный строительный мусор валялся прямо в коридоре. На стене висела военная карта южной части Тихого океана.
Мы вернулись в спальню, где, наверное, и жил Фредди. Птицы с коричневым оперением залетали в приоткрытое окно и садились тесными рядами на ковать, на стол, на книжные полки у двери. Их становилось все больше и больше. Фрибург сказал, что это моллюскные дрозды, которые пожирают все — бумагу, дерево, даже стены домов.
В комнату вошел седой бородатый мужчина в набедренной повязке. Он заговорил с толстым маори, тенью следовавшим за Фрибургом, и наш толстяк, пинаясь с ноги на ногу, начал переводить. Недели две назад шхуна, на которой Фредди собирался совершить путешествие на Маркизские острова, потерпела крушение, налетев на коралловые рифы возле острова, но Фредди на борту не оказалось.
Он спросил, не хотим ли мы посмотреть на разбитую шхуну, и повел нас на берег лагуны. Мы увидели шхуну с автомобильными шинами, висящими вль бортов. Мачта ее была сломана.
Фрибург пообещал, вернувшись на свой остров, потребовать от властей, чтобы они тут же начали поиски. Толстый маори в голубом что-то объяснял дому своим пронзительным голосом. Казалось, он не говорит, а повизгивает. Вскоре я перестал обращать на них внимание.
Не знаю, сколько я простоял на берегу этой лагуны. Я думал о Фредди. Нет, конечно, он не исчез в море. Он, наверное, решил обрубить швартовы и скрылся на каком-нибудь атолле. И в конце концов я найду его. И потом, мне ведь еще надо предпринять последнюю попытку — поехать в Рим, на улицу Темных Лавок, дом два, — туда, где я когда-то жил.
Стемнело. Лагуна медленно гасла, ее ярко-зеленый цвет делался все тусклее. Вода еще кое-где светилась, и по ней проскальзывали легкие лилово-серые тени.
Я машинально вынул из кармана фотографии, которые хотел показать Фредди, — среди них был и снимок Гэй Орловой в детстве. До сих пор я не замечал, что она плачет. Я понял это по ее насупленным бровям. На мгновение мысли унесли меня далеко от лагуны, на другой конец света, в курортный городок на юге России, где была сделана эта фотография, так бесконечно давно. Маленькая девочка вместе с матерью возвращается в сумерках с пляжа. Она плачет, в общем-то, без причины, ей просто хотелось еще поиграть. Она уходит все дальше. Вот она уже завернула за угол… И наши жизни, не рассеиваются ли они в вечерних сумерках так же стремительно, как детская обида?
Новый роман одного из самых читаемых французских писателей приглашает нас заглянуть в парижское кафе утраченной молодости, в маленький неопределенный мирок потерянных символов прошлого — «точек пересечения», «нейтральных зон» и «вечного возвращения».
Автор книги, пытаясь выяснить судьбу пятнадцатилетней еврейской девочки, пропавшей зимой 1941 года, раскрывает одну из самых тягостных страниц в истории Парижа. Он рассказывает о депортации евреев, которая проходила при участии французских властей времен фашисткой оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Опубликовано в журнале: Иностранная литература 2015, № 9.Номер открывается романом «Ночная трава» французского писателя, Нобелевского лауреата (2014) Патрика Модиано (1945). В декорациях парижской топографии 60-х годов ХХ века, в атмосфере полусна-полуяви, в окружении темных личностей, выходцев из Марокко, протекает любовь молодого героя и загадочной девушки, живущей под чужим именем и по подложным документам, потому что ее прошлое обременено случайным преступлением… Перевод с французского Тимофея Петухова.
«Катрин Карамболь» – это полная поэзии и очарования книга известного французского писателя Патрика Модиано, получившего Нобелевскую премию по литературе в 2014 году. Проникнутый лирикой и нежностью рассказ – воспоминание о жизни девочки и её отца в Париже – завораживает читателя.Оригинальные иллюстрации выполнены известным французским художником-карикатуристом Ж.-Ж. Семпе.Для младшего школьного возраста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.