Улица Темных Лавок - [25]
Он содрогнулся. Можно было подумать, что человек, о котором он говорит, находится рядом с нами и не спускает с него своих серых глаз.
— Гнусный мелкий подонок… В последний раз я видел его во время оккупации, в погребке на улице Камбон… Он сидел с каким-то немцем…
Его голос задрожал при этом воспоминании, и хотя я был поглощен мыслями о Дениз, от звука этого пронзительного голоса, гневного и жалобного, у меня возникло странное ощущение, которое я не мог объяснить, но тем не менее казавшееся мне совершенно очевидным, — в глубине души он завидовал участи своего, друга и негодовал, что человек с серыми глазами убил не его самого.
— Он еще жив… И по-прежнему здесь, в Париже… Кто-то мне сказал… Конечно, теперь у него не такое ангельское лицо… Хотите послушать его голос?
Я не успел ответить на этот странный вопрос — он уже поставил телефон на красный кожаный пуф рядом с нами и набрал номер. Потом передал мне трубку.
— Сейчас вы его услышите… Подождите… Он называет себя «Голубой кавалер»…
Поначалу я слышал только короткие гудки, означавшие что линия занята. Потом в интервалах между гудками я начал различать женские и мужские голоса, бросавшие отрывистые фразы: «Морис и Жози просят Рене позвонить… Люсьен ждет Жанно на улице Конвента… Мадам дю Барри ищет партнера… Алкивиад свободен сегодня вечером…»
Между ними завязывались целые диалоги, голоса продолжали искать друг друга, несмотря на гудки, заглушавшие их. Все эти существа, не имевшие лиц, пытались обменяться номерами телефонов или паролем в надежде на встречу. Наконец откуда-то совсем издалека донесся голос, повторявший:
— «Голубой кавалер» свободен сегодня вечером… «Голубой кавалер» свободен сегодня вечером… Дайте номер телефона… Дайте номер телефона…
— Ну? — спросил Мансур. — Слышите? Вы слышите?
Он приник к трубке и приблизил ко мне свое лицо.
— Номер, который я набрал, уже давно никому не принадлежит. Они сообразили, что могут переговариваться таким способом.
Он замолчал, чтобы лучше слышать «Голубого кавалера», и я подумал, что эти голоса доносились из загробного мира и принадлежали людям исчезнувшим, — блуждающие голоса, которые могли ответить друг другу только по несуществующему номеру телефона.
— Чудовищно… просто чудовищно… — повторял он, прижимая к уху трубку. — Убийца… Вы его слышите?..
Он быстро нажал на рычаг. Он был весь в поту.
— Я покажу вам фотографию моего друга, которого убил этот подонок… И попробую найти для вас его роман «Корабль на якоре»… Вы обязательно должны его прочесть…
Он встал и вышел в спальню, отгороженную от гостиной розовыми атласными занавесями, — за ними виднелся край низкой кровати, покрытой шкурой ламы.
Я подошел к окну и посмотрел вниз, на рельсы фуникулера на Монмартре, на сады Сакре-Кер и дальше, на весь Париж, на его огни, крыши, тени. В этом лабиринте улиц и бульваров мы когда-то встретились с Дениз Кудрез. Наши дороги пересеклись среди бесчисленного множества дорог, по которым следуют тысячи и тысячи людей через весь Париж, словно тысячи и тысячи шариков гигантского бильярда, — и иногда эти шарики сталкиваются. Но ничего от этого не сохранилось, даже сверкающего следа, который оставляет за собой светлячок.
Мансур, задыхаясь, появился среди розовых занавесок. В руках он держал книгу и фотографии.
— Я нашел!.. Нашел!
Он просто сиял. Он, должно быть, боялся, что эти драгоценные реликвии потерялись. Сев напротив меня, он протянул мне книгу.
— Вот… Я очень ею дорожу, но вам могу одолжить… Вы обязательно должны ее прочесть… Прекрасная книга! И какое предчувствие! Алек предсказал свою смерть…
Он помрачнел.
— Я вам дам еще две-три его фотографии…
— Вы не хотите сохранить их?
— Нет-нет! Не беспокойтесь… У меня их десятки… И все негативы!
Я хотел попросить его напечатать мне несколько фотографий Дениз Кудрез, но не решился.
— Мне приятно дать фотографии Алека такому человеку, как вы…
— Спасибо.
— Вы глядите в окно? Прекрасный вид, правда? Когда думаешь, что убийца Алека ходит… где-то там…
Тыльной стороной ладони он провел по стеклу, обводя лежащий внизу Париж.
— Теперь он уже, наверное, старик… чудовищный… накрашенный старик…
Поежившись, он задернул розовые атласные занавеси.
— Я предпочитаю не думать об этом.
— Мне пора идти, — сказал я. — Еще раз спасибо за фотографии.
— Вы меня покидаете? Не хотите еще глоточек «Мари Бризар»?
— Нет, спасибо.
По коридору, обтянутому темно-синим бархатом и освещенному бра с гирляндами хрустальных подвесок, он проводил меня до двери, ведущей на черную лестницу. На стене возле двери висела фотография мужчины в овальной рамке. Блондин с красивым энергичным лицом и мечтательным взглядом.
— Ричард Уолл. Мой американский друг… Его тоже убили… — Он как-то сгорбился и замер передо мной. — И многих других, — прошептал он, многих, многих других… Если бы я вел счет… Все эти мертвые…
Он открыл дверь. У него был такой несчастный вид, что я обнял его.
— Выкиньте это из головы, старина…
— Вы еще зайдете ко мне? Я так одинок… И я боюсь…
— Я приду.
— Прочтите обязательно Алека…
Тут я решился:
— Будьте так добры… Вы не могли бы напечатать несколько фотографий… Дениз Кудрез?
Новый роман одного из самых читаемых французских писателей приглашает нас заглянуть в парижское кафе утраченной молодости, в маленький неопределенный мирок потерянных символов прошлого — «точек пересечения», «нейтральных зон» и «вечного возвращения».
Автор книги, пытаясь выяснить судьбу пятнадцатилетней еврейской девочки, пропавшей зимой 1941 года, раскрывает одну из самых тягостных страниц в истории Парижа. Он рассказывает о депортации евреев, которая проходила при участии французских властей времен фашисткой оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Опубликовано в журнале: Иностранная литература 2015, № 9.Номер открывается романом «Ночная трава» французского писателя, Нобелевского лауреата (2014) Патрика Модиано (1945). В декорациях парижской топографии 60-х годов ХХ века, в атмосфере полусна-полуяви, в окружении темных личностей, выходцев из Марокко, протекает любовь молодого героя и загадочной девушки, живущей под чужим именем и по подложным документам, потому что ее прошлое обременено случайным преступлением… Перевод с французского Тимофея Петухова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Катрин Карамболь» – это полная поэзии и очарования книга известного французского писателя Патрика Модиано, получившего Нобелевскую премию по литературе в 2014 году. Проникнутый лирикой и нежностью рассказ – воспоминание о жизни девочки и её отца в Париже – завораживает читателя.Оригинальные иллюстрации выполнены известным французским художником-карикатуристом Ж.-Ж. Семпе.Для младшего школьного возраста.
Каждая новая книга Патрика Модиано становится событием в литературе. Модиано остается одним из лучших прозаиков Франции. Его романы, обманчиво похожие, — это целый мир. В небольших объемах, акварельными выразительными средствами, автору удается погрузить читателя в непростую историю XX века. Память — путеводная нить всех книг Модиано. «Воспоминания, подобные плывущим облакам» то и дело переносят героя «Горизонта» из сегодняшнего Парижа в Париж 60-х, где встретились двое молодых людей, неприкаянные дети войны, начинающий писатель Жан и загадочная девушка Маргарет, которая внезапно исчезнет из жизни героя, так и не открыв своей тайны.«Он рассматривал миниатюрный план Парижа на последних страницах своего черного блокнота.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.