Улица Марата - [16]

На параллельной к Пушкинской улице Марата мы нашли молочный лобаз с примыкающим к нему кафетерием, в котором мы теперь завтракали. В нескольких домах от этого места должна была быть квартира нашей соотечественницы, с которой я познакомился в Вене. Рыжая гринписовка, склонившая меня к денежному пожертвованию во спасение джунглей Амазонки, когда я упомянул о своей предстоящей поездке в Россию, записала мне имя и телефон одной переводчицы с русского, у которой в Питере была своя хата.

Она как раз находилась в городе, и мы договорились встретиться. Мы нашли нужную дверь, но ее не оказалось дома. Мы подождали немного в близлежащем кафе и наведались еще раз. Вельма была дома. У нее в гостях находилась парочка художников из Блядоруссии и два хмыря, один из которых оказался фотографом, имевшим мастерскую на Пушкинской, а другой журналистом. В России после перестройки многие становились художниками.

В Москве мне сказал литератор Игорь Кузнецов, что русские писатели ничего не хотят знать о политике, они нею пресытились. В постсоветской России демократические процессы ослабили давление на авторов и литературные издания, но вместе с тем было потеряно и государственное финансирование. Таня говорила мне, что прежде тираж ее журнала был 40.000 экземпляров, от этой цифры я просто в корень опезденел.

— А сколько у вас сотрудников? — полюбопытствовал я.

— Сорок человек.

В Питере мы стали искать море, но безуспешно. Мы бесцельно покатались по городу на автобусе в надежде его узреть. Затем просто стали шляться пешком. Нева была нашим ориентиром. По направлению к устью мы увидели бухты, похожие на пруды. На берегу одной из них на стапелях стояла подводная лодка. Чудовище имело впереди нечто, куда должны были крепиться торпеды. Вольф даже не решился ее сфотографировать, а я тоже не заставил его это сделать. Мы находились в совершенном охуении.

Но где же море? Мы тащились вдоль доков. Копыта отваливались на ходу. Мы забрели в какой-то тоннель. Он мог бы стать идеальным местом для преступления. Группа курящих дешевые сигареты мужиков сидела на обочине. Чего они ждали? На нас они не обратили внимания. Наверное, мы мало отличались от русских бомжей. Мы сели в автобус, не заплатив за проезд. За проезд мы платили только в метро.

В Петербурге проезд в метро стоил 200 рублей, а в Москве 800. Мне казалось, что все должно быть наоборот, ведь Санкт-Петербург — туристический город и он гораздо красивее Москвы. Счастливица Вельма, она обрела здесь новую родину, купив флэт вблизи от Невского проспекта. У нее было пять комнат, клозет, кухня, ванная и маленький балкончик, выходивший на улицу Марата в самом центре города.

Таким образом, Вельма нашла свое место в жизни и свое экзистенциальное счастье. Она обрела твердую почву под ногами в тысячах километрах от родины. Я ей завидовал. Но в квартире все было в полуразрушенном состоянии, она напоминала строительную площадку. На стенах висели картины, напоминавшие географические карты.

Мы сидели вместе, пиздя об искусстве и листая каталог Илоны Бородулиной — блядорусской художницы 27 лет. Она была динамичной и самоуверенной. Ее ебарь был и ее менеджером, он организовывал ей выставки. Вольф находил смешным то, что тот подавал Илоне руку при выходе из автобуса или трамвая. Вольфу это казалось стебным.

— Когда-то давно, лет сто назад, так было и в Вене, — заметил он.

Поздно вечером мы поперлись в гости к фотографу с Пушкинской. Он жил на последнем этаже. Мы принесли с собой водку и апельсиновый сок. Фотограф был хитровыебанным — он оставлял мрачноватое впечатление, относясь ко всему чрезвычайно серьезно. Он подарил нам свой каталог со снимками канализационных решеток и люков, а также календарь с полуобнаженными русскими бабами.

Водка валила с ног. Сегодня на двери спал Вольф. Я наслаждался тахтой. Для двоих она была бы чересчур узкой. Кроме того, мы были мужчинами, и нам не подобало прижиматься друг к другу. Вольф был бисексуалом, я — нет. Поэтому я не потворствовал его прихотям.

— О, Гюнтер, — периодически мечтательно произносил он. — Почему бы тебе не потрахать меня в задницу? Это же так прекрасно!

Я оставлял его слова без внимания, поскольку мне это было неинтересно.

6. НОЧИ НА ПУШКИНСКОЙ

Однажды, придя завтракать в наше любимое кафе на улице Марата после полудня, мы заметили за соседним столиком крашеную блондинку и мужчину моложе ее. Позже Наташа сказала:

— Поначалу я приняла вас за отечественных голодранцев, но язык выдал в вас иностранцев.

Живя в сквоте на Пушкинской, мы быстро скатились до уровня бомжей и теперь мало чем отличались от настоящих русских интеллигентов. Мы не мылись, ходили грязными, у меня даже не было сменных штанов и всего лишь одна рубашка. За три недели нашего путешествия мы изрядно одичали.

Наташа представилась нам антрепренершей и пригласила к себе за столик. Для установления дружеской атмосферы наши новые знакомые — Андрей и Наташа налили нам из-под полы портвейна «Агдам». Он был очень сладким и приятным на вкус. Когда мы прикончили бутылку, мы переместились к ним в квартиру, купив по пути водки и сока, но это было всего лишь начало.