Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени - [67]

А когда такие письма стали ежедневно поступать пачками, редактор снова собрал мудрецов. И снова получилось так, что на этом собрании оказался и я. Не потому, что числился среди мудрецов, а потому, что считал себя хоть и без вины, но все-таки виноватым за разразившийся скандал и хотел как-то оправдаться перед пригревшим меня коллективом. Мол, поверьте, не нарочно я, сам ничего не знал. Вот честное слово... Ну и так далее.

Но произошло нечто совершенно неожиданное.

— Что будем делать? — спросил улыбающийся Лазак. Он всегда улыбался в самых, казалось бы, неподходящих ситуациях. Лишь в редких случаях, когда взрывался, то демонстрировал умение и поорать, и поругаться, как заправский ротный старшина. Правда, такие приступы продолжались у него недолго.

Мудрецы молча насупились, уткнув глаза в стол.

— Не знаете? А вот что!

Лазак взял со стола клише, предварявшее каждый отрывок злосчастной повести Овалова. На глазах у всех без особых натуг отломил фамилию автора, вызвал из приемной ожидавшего там австрийца-выпускающего, передал ему «отредактированное» клише,

— Итак, Нойгебауэр, с сегодняшнего дня «Дело Роджерса» снова ставите в номер. Ежедневно. А в воскресенье — два подвала, как вначале, когда запускали в печать. Ферштанден?

— Яволь, герр оберст! — пристукнул каблуками выпускающий.

А когда он, округлив глаза, умчался вниз в типографию, унося с собой клише, Лазак сказал, обращаясь к мудрецам, которые с раскрытыми ртами выглядели удивительно похожими друг на друга:

— В Австрии десять миллионов жителей, а у нас читателей теперь всего сорок тысяч. Я лично не намерен больше терять ни одного из-за какого-то глупого недоразумения.

Мудрецы так и остались сидеть с раскрытыми ртами.

Майор Пронин, таким образом, продолжил свое победное шествие по австрийской стране, доведя борьбу с коварным английским разведчиком Роджерсом до победной точки.

И самое любопытное, что опекуны газеты в Вене и в Москве как в рот воды набрали. Вроде ничего и не заметили. Дырка, которую Лазак мысленно заранее провертел в своем кителе для очередного выговора, так и осталась пустовать.

Теперь, пожалуй, настало самое время сказать несколько слов об авторе приключений и историй майора Пронина Льве Сергеевиче Овалове.

Родился он в 1905 году. А майора Пронина родил лет двадцать пять спустя, будучи не только по литературным меркам весьма молодым человеком. И быстро вошел в литературу. Напечатался в московских журналах, издал несколько отдельных книг. А в 1941 году — самый большой успех: его повесть «Голубой ангел» стал печатать популярнейший в Советском Союзе еженедельный журнал «Огонек».

И вдруг сразу же после начала войны этот неожиданный арест, да еще по наиболее тяжкому обвинению — в антисоветизме! И пятнадцать лет пребывания в местах, весьма отдаленных от Москвы, родного города писателя.

Почему это произошло — не может толком объяснить никто, в том числе и сам Овалов.

Что в тяжком обвинении нет ни грана правды, доказывает хотя бы то обстоятельство, что сразу же после XX съезда КПСС, в 1956 году Лев Овалов был реабилитирован и освобожден. Свободно вернулся в родную Москву, где успешно продолжил писательскую деятельность, в том числе и развивая образ майора Пронина (роман «Медная пуговица», повесть «Букет алых роз»). Он и сейчас, в девяносто с лишним лет, активен и деятелен в литературе, почти как в бурные молодые годы.

Так что же все-таки произошло?

Предлагаю свою версию случившегося.

Незадолго до войны у Сталина сложились весьма неплохие отношения с руководством гитлеровского рейха. Старый лис намеревался перехитрить более молодого. И повесть «Голубой ангел» в «Огоньке», где противником советского контрразведчика выступал сотрудник английской «Интеллиджент сервис» майор Роджерс, в этом смысле играла на руку Сталину, доказывая, что своим главным врагом советские люди, в том числе и литераторы, считают вовсе не фашистскую Германию, а империалистическую Англию.

Но вот молодой лис перехитрил старого и неожиданно начал войну. Черчилль тут же предложил Сталину военное сотрудничество против общего врага. Фронты переместились. И в этих обстоятельствах англичанин Роджерс больше не мог пригодиться, наоборот, только мешал, путая карты, и немедленно, хоть на полуслове, вон его из «Огонька». А заодно и примерно наказать того, кто подбросил такую зловредную идею: англичане — наши враги.

Да не враги они вовсе, а союзники, друзья!

А кто считает иначе — на пятнадцать лет в каталажку.

Хорошо еще, что не расстреляли.

Не исключено также, что подтолкнул соответствующие органы к репрессивному шагу еще и хорошо продуманный донос кого-нибудь из коллег Овалова, завидовавшего его бурному взлету. Много ли тогда надо было!

 

Время шло. Я с семьей вернулся из-за границы, служил в Белоруссии, в бронетанковых войсках маршала Катукова.

А потом, в связи с целинной эпопеей, уже в качестве вольного гражданского лица поехал с женой и двумя детьми на Алтай. К тому времени я уже всерьез начал писать, а молодежная тематика всегда влекла меня к себе романтикой приключений. Вышло несколько первых моих книг в Москве, Новосибирске, Барнауле...