Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени - [3]
Патер Керкаи оказался человеком средних лет. Был он до того худ, что при взгляде на его узенькое клином личико, кругленькие, как шарики, блестящие глазки под стеклами пенсне, миниатюрные ручки с младенческими пальчиками, на все затянутое в зауженную сутану тельце невольно закрадывалась мысль: не начинают ли на складах всемогущего творца понемногу иссякать запасы человеческого сырья.
Меня патер приветствовал с такой порывистой радостью, что, казалось, встретились два брата после долгой-долгой разлуки.
Я решил повести разговор по-русски.
— Нем, нем! — радостно улыбаясь, замахал он своими ручонками. — Нем иертем оросул[2].
А у меня между тем имелись совершенно точные сведения, что патер Керкаи бегло говорит по-словацки и при желании можно без особого труда понять друг друга.
Значит, нет такого желания.
— Неметул?[3] — спросил я.
Опять умильная улыбка и торопливые взмахи руками. И такая же ложь: не мог, ну просто не мог патер Керкаи, выпускник духовной академии, совсем не говорить по-немецки.
Я пожал плечами. Сижу жду. Он хозяин, к нему явился гость, пусть он и выкручивается. Раскрывать свое знание венгерского языка не буду: это я твердо решил вчера, во время детального обдумывания своего предстоящего поведения в КАЛОТе. Кое-какого преимущества можно таким образом добиться. Выйти вперед на полкорпуса.
Наконец он поднял пальчик: есть, мол, идея. Просеменил в соседнюю комнату и вернулся с невысоким крепышом лет сорока, показывавшем в демонстративной улыбке два ряда великолепных крупных, один к одному, зубов. Как я потом узнал, что был заместитель Керкаи по организационным вопросам Шандор Медьяши. Тоже, как говорили, иезуит, но по каким-то конспиративным соображениям оставленный вне церкви, на штатской, так сказать, службе.
Он хорошо говорил по-немецки. Так и пошел у нас разговор. Я спрашиваю на немецком, обращаясь к Медьяши, он переводит на венгерский. Патер Керкаи медленно, осторожно, обсасывая каждое слово, хотя речь шла о самых обыденных вещах, складывает в куриную попку пухленький ротик и выдает несколько коротких венгерских фраз. Медьяши переводит.
А я ведь не прогадал со своей тактикой! Мое «незнание» венгерского языка довольно быстро стало давать результаты.
— Он спрашивает, работаем ли мы еще с кем-нибудь, кроме учеников гимназии?
Патер Керкаи морщит лоб:
— Нет. Иногда только по вечерам в клуб заходят всякие случайные люди. Просто с улицы. Мы даже не знаем, кто такие. Залетят на огонек и тут же улетят.
— Может, сказать ему о рабочих с Чепеля?
— Переводите только то, что я говорю, — и ангельски улыбается.
Ага! Значит, не следует мне знать о рабочих.
А потом пошел у нас хороший такой нейтральный доверительный разговор об архитектурных памятниках, уничтоженных в боях, о тяжело восстанавливающейся из руин промышленности.
И в завершение:
— Как интересно было познакомиться с таким интеллигентным молодым русским офицером!
А когда я выдал насчет приготовленного для них подарка — нескольких сотнях брошюр на венгерском языке о жизни советской молодежи, восторгам вообще не было конца:
— Это нам так поможет!
Про рулон бумаги я решил пока умолчать.
Оба они, улыбаясь и часто кланяясь, как китайские болванчики, проводили меня до самого выхода на улицу, Патер Керкаи, ослепительно улыбаясь, сказал на прощанье:
— Надеюсь, мы будем часто иметь честь видеть нашего гостя. Переведите, Медьяши.
Медьяши переводит слово в слово.
— Очень часто, — простодушно заверил я.
— Нам так приятно, так приятно!
Уж чего они наверняка не ждали, так это моего появления в тот же вечер в клубе КАЛОТа, Улыбчивый патер, правда, отсутствовал. Но редкой красоты зубы Медьяши весь вечер сияли рядом со мной. Он знакомил меня с любым по моему выбору и добросовестно переводил. Один лишь раз Медьяши отступил от программы и, глядя на меня большими честными глазами, сказал по-венгерски выбранному мною собеседнику, значительно постарше мальчиков и девочек, которые занимались кто чем — пинг-понгом, шитьем, веселой болтовней в дружеском кружке:
— Полное внимание: советский офицер! — и продолжал по-немецки: — Я ему сказал: вы наш почетный гость. А это адвокат Керекеш. Наша молодежь иногда получает у него консультации по своим специфическим вопросам.
— Как заработать без подготовки единицу[4] на экзамене?
Керекеш сдержанно рассмеялся. Выправка у него была хоть куда.
— Это они и без консультации умеют, — сказал на чистом немецком и добавил серьезно: — Я консультирую молодых рабочих по вопросам трудового законодательства. Столько новшеств, сам едва успеваю быть в курсе.
Медьяши, не забывая показывать зубы, нервно засучил ногами.
«Почему они так не хотят, чтобы я знал про рабочих? Ведь Венгрия католическая страна, и почему такая организация, как КАЛОТ, не имеет права уделять внимание также и рабочим-католикам?» .
На другой день наша милая секретарша Зоя довольно долго продержала меня утром у двери подполковника Гуркина. Раньше такого не случалось.
Наконец от него вышел какой-то полковник и я, уже порядком перенервничавший, был допущен.
— Доброе утро, — Гуркин, как всегда, вежливо поднялся с кресла, пожал руку. — Садитесь, рассказывайте.
Закадычные друзья Гешка и Ленька неожиданно обнаруживают на чердаке старое зубоврачебное кресло. И начинает работать ребячья фантазия. Перед ними уже не зубоврачебное кресло, а уэллсовская машина времени. На ней друзья совершают путешествия в героическое прошлое и заманчивое будущее. Написанная в необычной форме, веселая и неназойливая, повесть предлагает ребятам задуматься о своем месте в жизни.
Лейтенант Клепиков после ранения поступает на работу в угрозыск далекого тылового городка. И преступления ему попадаются незавидные — семечки, как выражаются коллеги. Но в городе, где на одном из комбинатов работает строго секретный цех «Б», все может быть...
Роман о мужестве и стойкости советских людей, оказавшихся во время зарубежной поездки в смертельно опасной ловушке и с честью вышедших из этой сложной ситуации. В книге освещена тема современной идеологической борьбы на международной арене.
Лев Израилевич Квин родился в 1922 году в Риге. С пятнадцати лет принимал участие в работе подпольного латвийского комсомола, был руководителем ячейки, секретарем райкома. В 1940 году, незадолго до установления в Латвии Советской власти, арестовывался фашистской охранкой. Участвовал в Великой Отечественной войне сначала рядовым, потом офицером. Был ранен.Сейчас живет на Алтае, куда приехал с комсомольцами-целинниками, да так и остался там, навсегда полюбив этот прекрасный край и его людей.Л. Квин — автор многих книг, давно сотрудничает е нашим журналом.
В Барнауле в 1956 году юные читатели получили сборник рассказов «Мальчишечьи тайны», который органично вписался в общий ряд произведений литературной «оттепели», заняв при этом свое индивидуальное место на «золотой полке» Алтая. «Мальчишечьи тайны» представляет собою цикл рассказов, объединенных названием, сюжетообразующим мотивом тайны и типологией характеров основных персонажей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.