Талорку удалось приучить чудовище к более безопасной пище, но едва только представилась возможность полакомиться человечиной, как в существе ожили все его былые инстинкты.
Морда, похожая на лошадиную, потянулась к Конану. Киммериец нанес первый удар мечом, целясь в мягкие ноздри существа. Но оно с поразительным проворством отскочило назад и едва не своротило с помоста свою клетку.
Талорк, находившийся сзади, снова подколол монстра своей остроконечной палкой.
– Вперед, скотина! Задай ему перцу!
Раздался шлепок – это слизистая подошва ударила по помосту.
Внизу бушевали зрители. В слизня и в киммерийца полетели гнилые овощи.
– Деритесь! – кричали снизу. – Деритесь!
Конан метнулся вперед и нанес второй удар мечом. На сей раз он хотел поразить чудовище в шею. Но меч вошел в студенистую плоть, как в сырую глину, с трудом, и застрял там. Конан с усилием высвободил клинок. Ему пришлось применить всю свою ловкость, чтобы увернуться от бешено бьющего хвоста «лошади». Подошва едва не накрыла его. Лишь в последний миг, каким-то чудом, киммерийцу удалось избежать участи, которая некогда постигла множество пиктских охотников.
Монстр поднялся на дыбы, и изумленные зрители увидели внутреннюю сторону подошвы – множество отверстий, снабженных присосками, которые сейчас истекали ядовитым соком.
Эан завизжал от страха прямо в ухо киммерийцу, и варвар отозвался диким боевым кличем. Толпа внизу неистовствовала. Конан размахнулся и с силой вонзил острие меча в подошву слизня, а затем, упираясь для устойчивости в край клетки, выдернул клинок.
Из раны потекла бледная мутная жидкость. Чудовище пошатнулось и неловко плюхнулось на подошву. Теперь оно передвигалось медленно, но все еще оставалось смертельно опасным. Конан увернулся от удара рожками, которые в миг опасности вытянулись и удлинились почти втрое по сравнению с обычным состоянием.
– Ударь его в глаз! – крикнул Эан в ухо киммерийцу.
Конан молча уклонялся от атак монстра, выжидая удобного мгновения. Краем глаза он видел, что на площади появились стражники. Поначалу Конан угрюмо подумал, что стражи закона, очевидно, попытаются схватить его и бросить в тюрьму, едва он разделается с монстром. Но скоро киммерийцу стало очевидно, что стражники сопровождают важную сановную особу, которую принесли на площадь в паланкине. Очевидно, правителю города доложили о потрясающем представлении с поединком, которое разворачивается на площади, и он поспешил явиться, чтобы не пропустить зрелище.
Конан ухмыльнулся. Похоже, только он сам и Талорк знают правду.
– Кром! – зарычал киммериец, бросаясь в атаку. Монстр отполз чуть назад и остановился, угрожающе шипя и шевеля рожками.
Конан сделал обманный выпад и заставил чудовище повернуться влево, а сам, присев и резко развернувшись на пятке, нанес резкий удар снизу. Клинок вошел в глаз слизняка-лошади. Послышался громкий хлопок, как будто лопнул туго надутый пузырь, и из пронзенного глаза хлынула мутная жидкость.
Слизняк поднялся на дыбы и заверещал. Конан успел выдернуть клинок. Теперь он знал, что делать. Сильно размахнувшись, киммериец рассек перемычку, соединявшую тело монстра с подошвой.
Изуродованная верхняя часть туловища упала на помост, к ногам Талорка. Она корчилась и билась, истекая быстро иссякающей «кровью» – ядовитой жидкостью. Талорк, завороженный зрелищем гибели второго своего ценного экспоната, даже не заметил, как ядовитый сок попал ему на одежду и прожег ее насквозь. Только ощутив боль от ожога, он очнулся.
– Хватайте его! – завопил он, указывая на Конана. – Это преступник! Хватайте его! Он убил монстра!
– Ха-ха! – отзывалась толпа, бушуя возле помоста. – Он убил монстра! Хвала!
– Хватайте! – надрывался Талорк.
– Хвала! Хвала! – отзывался народ, размахивая факелами.
Конан выпрямился, оглядывая толпу взором победителя. Ему не раз доводилось слышать приветственные клики в свой адрес. В ту пору, когда он был гладиатором, люди сходили с ума, наблюдая за его поединками, и дружно выкрикивали его имя, когда он одерживал очередную победу.
Сейчас происходило нечто похожее. И Конан как вести себя, чтобы толпа оставалась такой же – влюбленной, послушной победителю, готовой ради триумфатора на все.
Киммериец вскинул руки с мечом и взревел:
– Кром!
– Кром! – радостно подхватили люди. – Кром! Кром!
Они понятия не имели, кто такой «Кром» и почему следует выкликать это слово, но коль скоро их кумир так делает, они готовы были вторить ему.
Конан вместе с прилипшим к его спине Эаном повернулся и спрыгнул с помоста. Его подхватили и понесли прочь с площади. Каждый хотел прикоснуться к человеку, который доставил всем такое удовольствие. Только на самом краю площади Конану удалось освободиться. Он в последний раз махнул своим обожателям и побежал прочь. Скоро темные улицы поглотили его.
* * *
– Как ты ухитрился попасть в плен к этому ублюдку? – спросил Конан у Эана, освобождая его от цепей.
– Думаю, я напился, – признался молодой человек. – Полагаю, был пьян в стельку, вот он и захватил меня.
И пять его глаз принялись виновато косить во все стороны.
– Ты и сейчас нетрезв, – заметил Олдвин строгим тоном, как будто Эан был его отпрыском, а он, Олдвин, – строгим «папочкой».