Укрощенная любовью - [83]

Он подогревал свою горечь, используя ее как щит против нежных чувств, не доверяя и стараясь не поддаваться очарованию, которое лишало его обычной способности мыслить ясно и твердо. Игнорируя ее протесты, он понес ее, быстро и широко шагая, из спящего лагеря в подлесок. Наконец он нашел место, где лунный свет проникал сквозь деревья и между ветвями мерцало усыпанное звездами небо. Он бросил одеяло на ковер из сосновой хвои и осторожно положил ее.

Хотя кровь пульсировала с удвоенной силой от его близости, Беренис сделала последнюю попытку сопротивления. Она пыталась взять себя в руки, внушить себе, что это какая-то другая женщина лежит здесь, под звездами… Но не в силах остановиться, ее губы ответили на его поцелуй, руки с нежностью обхватили его темноволосую голову, в то время как его руки ласково скользнули по ее телу. Она утопала в море ощущений, забыв обо всем на свете. Его запах, наркотический дурман его поцелуя сводили ее с ума, и ночь окружала их, словно стена. Как прекрасна была эта власть желания, заставляющая кровь и жизнь стремительно нестись по венам, это чудесное единство губ и рук, приближающих ее к экстазу…

– Не отвергай меня… – прошептал он хрипло. – Как я хочу дать тебе почувствовать…

– Я знаю… я знаю…

Потом он снова целовал ее. Его рука теперь была на ее груди, расстегивая корсаж, и соски ее затвердели от его прикосновения. Она прижалась к твердому бедру, лежащему у нее между ног, когда он поднял ей юбку, и дыхание ее перехватило от его умелых прикосновений, то настойчивых, то нежных. Его пальцы, казалось, выражали радость от ощущения ее теплой влажности, заставляя ее трепетать от наслаждения. Их губы снова соединились, и она встретила прикосновения его языка робкими движениями своего. Его пальцы продолжали диктовать свой нежный ритм, и она почувствовала, что воспаряет к заоблачным вершинам, бездумная, несдержанная… Когда она вскрикнула, дойдя до высшей точки, он приподнял ее бедра и вошел в нее. Ее тело раскрылось навстречу ему, ощущая напряженное удовлетворение от такого единения, словно они сливались в одно существо. Ее слезы блестели, словно кристаллы, словно капельки росы на лепестках роз. Ее пальцы впивались в его спину, оставляя на ней следы ногтей.

Снова его рот овладел ее губами, и она качалась, качалась на волнах первобытного океана. Опьяненная любовью, она то всплывала на поверхность, то снова тонула где-то за пределами сознания, забыв обо всем, только лишь желая, чтобы эта сила унесла ее навсегда, зная, что Себастьян тоже пойман в эти колдовские сети. Казалось, горячий поток сока жизни выносил их на вершину блаженства…

Умерев и снова воскреснув свободной, Беренис медленно возвращалась на землю, и томление невидимым потоком вливалось в ее сердце. Она удерживала его в своих объятиях, делая его своим пленником, с затаенным дыханием ожидая тех слов, которые окончательно решат ее судьбу. Но он молчал, освобождаясь от ее чар, лежа с закрытыми глазами, расслабленный, опустошенный…

Восторг спал, и вот она уже лежала на одеяле посреди леса, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей, прячась за них, стыдясь того, от чего еще несколько мгновений назад она звонила в колокола триумфа.

Наконец, он заговорил:

– У меня на спине еще долго будут следы от твоих ногтей…

Но в его голосе звучала нежность и удовлетворение, а Беренис слишком устала, чтобы думать. Завтра он снова доведет ее до отчаяния, но сегодня была лишь эта волшебная ночь, яркая от лунного света, наполненная монотонным жужжанием насекомых.

Она уютно устроилась рядом с ним. Ее ресницы, словно шелковые веера, лежали на щеках.

– Спи, mon amour, – прошептал Себастьян и очень тихо начал петь старую французскую детскую песенку, нежно укачивая ее, лаская ее волосы.

– Колыбельная? Для меня? – пробормотала она, растерявшись от изумления.

– Ну, да, – ответил он мягко, и в его голосе была грусть, которая тронула ее. – Я когда-то пел ее одной очень дорогой для меня маленькой девочке.

Беренис очень хотелось расспросить его, но она не в силах была облечь это в слова, скользя на розовых облаках сна. Вскоре по ее ровному дыханию Себастьян понял, что она спит, и был рад. Значит, она все-таки доверяла ему. Словно вверяла ему себя, свое тело и душу, ища защиту в его надежных руках. Он долго лежал без сна, наблюдая за плывущей по небу луной, находя странное удовлетворение в том, чтобы вот так просто обнимать ее, словно ее тело было барьером, защищающим от демонов прошлого и превратностей судьбы, давая ему силы смело смотреть в лицо всему, что бы ни ждало в будущем.

Беренис проснулась раньше Себастьяна в той тишине, которая предшествует рассвету. Она лежала, храня тепло его тела, ощущая, как их ноги переплелись под одеялом, чувствуя его сильное плечо под своей головой. Она улыбнулась, еще полусонная после прошедшей ночи, но уже впитавшая сладкие мгновения настоящего, и наслаждалась крошечным оазисом покоя и гармонии. Она удовлетворенно вздохнула, поудобнее устраиваясь в его объятиях.

Казалось, во время того страстного единения, когда она покорилась собственным желаниям, какая-то часть ее существа покинула ее, чтобы слиться с ним, унеся с собой весь страх и горечь. Но когда она стряхнула остатки сна, воспоминания о собственной пылкости заставили ее устыдиться, и те сомнения, от которых она так небезуспешно пыталась избавиться, снова вернулись и безжалостно завладели ее душой. Ни разу, даже находясь на вершине, он не сказал о любви… О, он завлекал ее пылкими словами, которые обычно мужчина говорит женщине, когда кровь его бурлит, но ни разу не дал понять, что ему нужно нечто большее, чем объятия страстной любовницы.