Укрощение королевы - [141]

В сердце своем я понимаю, что говорю правду и что король с этим тоже согласен. Он пошел на огромные жертвы, чтобы изгнать из своей страны нищету и язычество, чтобы подарить своему народу знание истины. И я забываю приправлять каждую свою фразу похвалой ему, и говорю страстно и искренне, и когда я замечаю, что лицо короля налилось кровью от гнева, а Стефан Гардинер с гадкой улыбочкой прячет глаза, то понимаю, что допустила ошибку. Я говорила слишком страстно и слишком искренне. Никому не нравятся страстные и искренние женщины, особенно если они еще и умны.

Я стараюсь исправить ситуацию.

– Возможно, вы устали, Ваше Величество… Позвольте мне пожелать вам спокойной ночи.

– Да, я устал, – соглашается он. – Устал и состарился. А еще я дожил до того, что меня учит моя собственная жена.

Я опускаюсь в низкий поклон, наклоняясь вперед, чтобы он мог видеть вырез моего платья. И, когда я чувствую, что его взгляд упал мне на грудь, я говорю:

– Я никогда и ничему не смогла бы научить Ваше Величество. Потому что вы неизмеримо умнее меня.

– Я слышал уже это раньше, – раздраженно бросает он. – У меня уже были жены, которые считали, что в чем-то разбирались лучше меня.

Меня окатывает удушливая волна.

– Но никто из них не любил вас так, как люблю вас я, – шепчу я, наклонившись, чтобы его поцеловать в щеку. На мгновение меня останавливает исходящий от него запах разложения и гноя от его ноги, сладковатый запах старого тела и пота и запах дурного пищеварения изо рта. Я задерживаю дыхание и прижимаюсь своей прохладной щекой к его горячему влажному лицу. – Да благословит Господь Ваше Величество, – нежно произношу я. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Екатерина Парр, – отвечает он, словно выплевывая каждое слово. – Кстати, ты не находишь странным то, что все твои предшественницы довольствовались лишь одним своим именем: королева Екатерина, или королева Анна, или королева Джейн, благослови Господи ее душу… Но ты продолжаешь называть себя Екатерина Парр. И даже подписываешься «королева Екатерина Парр».

Я настолько удивляюсь этому странному вопросу, что отвечаю быстрее, чем думаю.

– Я – это я, – говорю я. – Я же Екатерина Парр, дочь моего отца, воспитанная матерью. Как же еще мне называть себя, кроме как своим именем?

Король смотрит прямо на Стефана Гардинера, который пользуется своим именем совершенно свободно, и они кивают друг другу, словно я только что призналась в чем-то, о чем они давно подозревали.

– Но что в этом плохого? – спрашиваю я.

Генрих, не произнося ни слова, взмахом руки отсылает меня прочь.

* * *

Когда на следующее утро я просыпаюсь в своей кровати, то моим первым ощущением становится странная тишина за дверями. Обычно оттуда доносятся голоса дам, прибывших на день, затем раздается стук служанок, принесших горячую воду. Когда я встаю и умываюсь в золоченой миске с теплой водой, дамы приносят мне платья из королевского гардероба, чтобы я выбрала наряд на этот день, манжеты и арселе с украшениями. Обычно мне предлагают что-нибудь поесть и попить, но я ничего не беру в рот, пока не схожу на заутреннюю службу, потому что не уверена, как сейчас все не уверены, должно ли поститься перед службой. Как теперь относиться к хлебопреломлению? Считать его бессмысленным ритуалом, или же вернуться к традиционному взгляду на него, чего, возможно, уже успел добиться Гардинер, никто не знал. Вот какие настали времена: я, королева, не знаю, дозволено ли будет мне съесть в своих покоях булочку или нет. Это нелепо.

Однако сегодня утром я не слышу звуков, сопровождающих появления мальчика из пекарни, приносящего нам булочки. За моей дверью стоит такая пугающая тишина, что я, не дожидаясь появления своих горничных, накидываю халат и выглядываю в соседнюю комнату. В соседней комнате оказывается с полдюжины дам, три из них держат наряды из королевского гардероба. Странная тишина не нарушается, даже когда я открываю дверь и выхожу к ним. Я молча стою и смотрю на них, а они даже не пожелали мне доброго утра.

Они все опускаются в низкие поклоны, но, когда поднимаются, ни одна из них не смотрит мне в глаза.

– В чем дело? – не выдерживаю я, переводя взгляд с одной из них на другую. – Где Нэн? Где моя сестра?

Сначала никто не решается мне ответить, но потом вперед нехотя выходит Анна Сеймур.

– Ваше Величество, позвольте мне поговорить с вами с глазу на глаз.

Отступив назад в спальню и пригласив ее последовать за собой, я повторяю вопрос:

– В чем дело? Что случилось?

Она закрывает дверь за собой в таком молчании, что я слышу тиканье своих настольных часов.

– Где Нэн?

– У меня плохие новости.

– Об Анне Эскью? – Я тут же пугаюсь ее казни, что Тайный совет все-таки сделал то, что, по нашим убеждениям, он точно не мог сделать. Я подумала, что ей устроили быстрый суд, признали виновной, а теперь собираются сжечь. – Говори, Анна! Нэн поехала в Тауэр, чтобы помолиться с нею?

Анна Сеймур качает головой.

– Нет, о вашей свите, – тихо говорит она. – И о вашей сестре. Вечером, после того, как вы ушли от короля, состоялось заседание Тайного совета, и они арестовали вашу сестру Нэн Герберт, вашу родственницу леди Елизавету Тирвит и вашу кузину леди Мод Лейн.