Укрощение королевы - [139]

Ко мне подходит Нэн и кланяется, пока Екатерина застегивает на мне украшения. Бесценные сапфиры кажутся мне холодными и очень тяжелыми, и я вздрагиваю от их прикосновения к коже.

– В чем дело, Нэн?

– Я должна поговорить с тобой о Бет, – говорит она, называя имя одной из моих горничных.

– Что там с нею?

– Мне написала ее мать, попросила отправить ее домой, – говорит она. – Я взяла на себя смелость сказать ей, что Бет может ехать.

– Она что, больна? – спрашиваю я.

Нэн качает головой. Ее губы поджаты, словно она так сердита, что не может больше произнести ни слова.

– Тогда в чем дело?

В комнате повисает смущенное молчание.

– Ее отец служит у епископа Гардинера, – отвечает Екатерина Брэндон.

Я не сразу понимаю ее.

– Ты думаешь, что это епископ рекомендовал родителям Бет забрать ее у меня?

Нэн кивает. Екатерина кланяется и выходит из комнаты, чтобы подождать меня снаружи.

– Он никогда в этом не признается, – говорит сестра. – Поэтому предъявлять ему в этом претензии не имеет смысла.

– Но зачем Бет уходить от меня? Даже если ей рекомендовали это сделать?

– Я уже видела такое, – говорит Нэн. – Так было, когда Китти Говард предъявили обвинение. Молодые служанки, те, которым не нужно было давать показаний, поголовно нашли причины для возвращения домой. Тогда свита королевы сократилась, как рубаха после стирки. То же самое произошло, когда король ополчился против королевы Анны. Все Болейны исчезли из двора в течение одного вечера.

– Но я не Китти Говард! – кричу я от внезапного приступа ярости. – Я – шестая жена, шестая отвергнутая, а не пятая, признанная виновной! Все мои проступки – это чтение и прослушивание проповедей! А она была прелюбодейкой, или двоемужницей, или попросту шлюхой! Любая мать постарается забрать свою дочь из услужения такой женщине! Но про меня все говорят, что моя свита – самая добродетельная в христианском мире! Зачем им забирать от меня своих дочерей?

– Служанки Китти исчезли за день до ее ареста, – ровно произносит Нэн, не реагируя на мой гнев. – И не потому, что она была дамой легкого поведения, а потому, что была обречена. Никто не хочет оставаться в свите обреченной королевы.

– Обреченной королевы? – переспрашиваю я, но на самом деле я хорошо расслышала эти слова. Как падающая звезда, обреченная на краткий полет. – Обреченная королева…

– Уильям сказал, что ты открыла окно и выпустила птиц, – замечает сестра.

– Да.

– Я пойду закрою окно и позову тех птиц, которые захотят вернуться. Нет никакой надобности показывать всем свой страх.

– Я не боюсь! – Это ложь.

– Напрасно.

* * *

Идя во главе свиты к столу, я придирчиво осматриваю ее, ожидая, что она начнет сокращаться прямо у меня на глазах. Однако я не замечаю, чтобы людей стало меньше, все на своих местах. Сторонники реформ еще не ощущают угрозы своей безопасности. Покидают меня только те, кто служит мне, те, кто ближе всех остальных.

Когда я прохожу мимо придворных, они кланяются мне со всем уважением. Для короля тоже поставили приборы, а над его местом навесили балдахин. Слуги кланяются и ставят перед его пустым местом за столом самые лучшие блюда, повинуясь установленному ритуалу. Сегодня король снова ужинает в своих комнатах, в окружении своих новых фаворитов: епископа Стефана Гардинера, лорда-канцлера Томаса Ризли, сэра Ричарда Рича, сэра Энтони Денни, Уильяма Пэджета. Когда ужин подходит к концу, я могу покинуть парадный зал, чтобы присоединиться к королю. Но до тех пор главный стол не должен пустовать. Придворным необходим монарх, а принцессам – родители.

Когда мой взгляд скользит вдоль столов, я замечаю, что во главе стола Сеймуров накрыто пока пустующее место.

– Вы ожидаете возвращения Эдварда? – Я смотрю на Анну.

– Я молю Бога о том, чтобы он оказался здесь, – прямо говорит она. – Но мы его не ждем. Он не посмеет оставить Булонь, иначе она падет в тот же час. – Отслеживает мой взгляд. – Это место приготовлено для Томаса.

– Да?

– Он приехал, чтобы встретиться с королем. Они не могут поднять «Мэри Роуз». Они пробуют откачать из нее воду, пока она лежит на месте.

– Правда?

В зал входит Томас, кланяется пустому трону, потом мне, потом принцессам. Он подмигивает Елизавете и занимает свое место за столом. Я отправляю ему блюда с угощениями, герцогу Норфолку и виконту Лайл, не руководствуясь симпатиями. Даже не рассматривая его напрямую, я замечаю, что Томас загорел, как крестьянин, а на висках его сложились тени от улыбок под солнцем. Он хорошо выглядит. На нем надет новый дублет из темно-красного бархата, моего любимого цвета. Из кухни продолжают поступать дюжины новых блюд, и горнисты звуками объявляют каждую новую смену. Я беру по крохотному кусочку от всего, что мне предлагают, и пытаюсь прикинуть, который сейчас час. Интересно, подойдет ли он ко мне после ужина?

Ужин тянется бесконечно долго, но наконец придворные начинают подниматься из-за стола. Мужчины собираются группками, кто-то подходит к дамам, кто-то рассаживается за карточные столики, а кто-то, заслышав музыку, выходит танцевать. Сегодня вечером у нас не было назначено особенных развлечений, поэтому я спускаюсь с помоста и медленно направляюсь к комнатам короля, останавливаясь поговорить с придворными по дороге.