Укрощение герцога - [95]

Няня сказала это так внушительно, что Джиллиан снова попыталась вызвать на уста улыбку, приличную случаю, выражавшую восторги одобрение. Потом она вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

Он был там, стоял, прислонясь к стене, и ожидал ее.

Она попыталась пройти мимо, но он схватил ее за руку. Поэтому она вскинула подбородок и смотрела на него. Не было смысла притворяться.

– Меня это не касается, – сказала она.

Он смотрел на нее:

– Мэри – моя дочь.

Но Джиллиан уже не могла остановиться.

– Ваша и этой…

– Моя, – сказал он свирепо.

Она кивнула и попыталась вырвать руку.

– Всего хорошего, мистер Спенсер.

Она уже прошла большую часть коридора, но спиной чувствовала его взгляд. Поэтому все-таки оглянулась. Он смотрел ей вслед, и было что-то в его взгляде, чего она, Джиллиан Питен-Адамс, никогда прежде не видела в глазах мужчины. Это было отчаяние.

Поэтому она повернулась и пошла к нему.

– Я никому не расскажу, – заверила она, понизив голос и слегка смягчив тон. – Это необычно, но я уважаю то, что вы воспитываете Мэри один.

Он сделал столь стремительное движение, что она не заметила его, пока он не потянул ее к себе и не поцеловал страстно и безнадежно. Он был хуже Дориманта. Ей следовало дать ему знать, что она, Джиллиан, не из тех женщин, которые могут стать игрушкой в руках распутника.

Но вдруг восторг наполнил ее грудь.

– У вас связь с леди Мейтленд? – спросила она, отстраняясь настолько, чтобы он мог видеть ее лицо.

Он смотрел на нее сверху вниз, и то, что у него был смущенный и изумленный вид, вызвало у нее улыбку.

– Нет, вовсе нет, – сказала она самой себе. – И сейчас у вас больше нет связи с матерью Мэри?

– Сомневаюсь, что вы этому поверите, но такие вещи не в моем обычае и нечасто бывали в моей жизни.

Его тон был настолько серьезным, что она чуть не засмеялась.

– Вы воображаете меня Доримантом, но уверяю вас, что в повседневной жизни я тошнотворно добродетелен. Хотя, – сказал он с запинкой, – я не сожалею об этой единственной ночи с Лореттой.

– Конечно, нет, потому что в результате появилась Мэри.

На этот раз она сама притянула к себе голову Гейба. И именно она дотронулась языком до его губ и поцеловала его тем дерзким, безумным, страстным поцелуем, которому научил ее он.

– Вы не должны, – сказал он несколькими минутами позже.

Она почувствовала, что сердце ее сейчас разорвется, такую боль услышала она в его голосе. Право же, это походило на извращение, настолько она была переполнена восторгом, оттого что мистер… мистер Гейбриел Спенсер был в нее влюблен.

– Я должна, – ответила она просто.

– Но я…

– Вы незаконнорожденный и растите ребенка от связи с актрисой. Вы мистер Доримант в жизни, – сказала она серьезно.

Но теперь он уловил что-то необычное в ее тоне и глазах.

– Нет, – проговорил он. – Я этого не допущу.

Они смотрели с минуту в глаза друг другу.

– Вы ничего не знаете обо мне, – сказал он наконец хрипло. – Моя мать…

– Я жду с нетерпением возможности познакомиться с ней.

– Этого никогда не будет. Моя мать долгие годы была любовницей герцога. И я не такой незаконнорожденный, как Мэри, чье происхождение будет тайной. Все о нем знают. Ваша репутация будет загублена, даже если…

– Да, – сказала она улыбаясь. – Думаю, это так.

– Нет! – закричал он.

Мужчины так глупы. Она всегда так считала и потому воображала, что неспособна заставить себя почувствовать хоть какую-нибудь привязанность к одному из этих бедных созданий. Как же случилось, что она без памяти влюбилась в одного, проявлявшего такое же слепое упрямство, как и все остальные представители его пола?

Она провела ладонью по его щеке. На ней проступила колючая поросль будущей бороды. Он был единственным, кого она хотела: настоящий ученый, человек, с которым она могла говорить часами, мужчина, заставлявший ее кровь бешено струиться по жилам.

– Насколько я понимаю, во всем этом есть только один отрицательный момент, – сказала она, продолжая гладить его щеку.

– Я вижу по крайней мере сотню, – хрипло возразил он, по-видимому, решивший упираться, чего бы ему это ни стоило, как тот глупый бульдог, который когда-то принадлежал ее отцу.

– Вы не любите Шекспира, – сказала она. – Это серьезный недостаток.

– Не играйте со мной, – проворчал он.

– Я и не играю. – Джиллиан улыбнулась самой ослепительной из своих улыбок. – Я беру вас, Гейбриел Спенсер. Я претендую на вас. Я выхожу за вас замуж, я…

Но он прервал ее высокомерное перечисление своих намерений, попытавшись уйти. Поэтому она была вынуждена снова поцеловать его. И тут оказалось, что она прижата к стене, а его пальцы гладят ее волосы. Чуть позже в сумрачных глазах Гейба она заметила проблеск улыбки и поняла без всяких объяснений, что она единственная на свете, кто увидел эту особенную улыбку.

– Я не возьму вас в жены, – сказал он, опровергая свои слова этой улыбкой.

– Я построю ивовый шалаш возле ваших ворот и поселюсь в нем.

– Мой дом в Кембридже, – сказал он и добавил: – Вас будут видеть там немногие. К тому же они не знают Шекспира так хорошо, как вы.

– Героиня Шекспира угрожает петь любовные песни среди ночи. Это погубит вашу репутацию преподавателя, – сказала она со вкусом.