Укрощая Прерикон - [37]
— Стамптаун?! Это же куда восточнее и севернее ранчо Веста! Оттуда недалеко до Брэйввилля…
— И в нем я тоже побывал, — семейные обстоятельства… Да, и еще, прежде фем мы продолжим, я настоятельно рекомендую вам не перебивать меня. Во-первых, это невежливо, сэр! Во-вторых, для вас могу быть последствия! Так вот… Там, на ранчо Веста, меня ждал мертвец. Только едва ли покойник, с такой-то стаей стервятников вокруг себя… Никакого уважения к праху, мистр!.. Нет, сэр! Они его труп прямо из дому вытащили и под лучами солнца держали, вот. Верно, фтоб разложился побыстрее и влез в гроб поменьше… — задумался на мгновение собеседник Кнута. — Бьюсь об заклад, мистр, фто за последние пару лет эти стервятники ни разу и не вспомнили о старике Весте! Все ведь знали, фто он банкрот, — все скотоводы прерий знали! Да, сэр, ни разу! И почему тогда слетелись, спрашивается? Думаю, дело так было: когда старик Вест умер, они, значится, как-то прознали о его смерти и приехали на ранчо за своей долей, друг такая обнаружится, — друг не все еще он заложил кредиторам в банке, этим сволофам в крахмальных воротничках! Недурно, а сэр, я придполагаю?! Как бишь там ее? Дидукция, — она самая! Уверен, их даже адвокатишка Веста не стал оповещать, фтоб успеть подделать завешание и урвать кусок имушества для своей вшивой конторы! — отголоски глубокой ненависти слышались буквально в каждой гласной говорившего. Он был готов растерзать всех юристов, подвернувшихся ему под руку. Но они как назло ему не попадались, очевидно, зная места, в которых им лучше не бывать, и сомнительные лица, с которыми им лучше не встречаться.
С трудом Кавалерия разлепил веки и увидел далеко впереди себя каменную голову знакомого скакуна. Так как обратный путь шел вниз по склону, а двигались они очень медленно, эта скала мозолила глаза всем бандитам вот уже час или два к ряду. До того, как открыть глаза, Кавалерия видел сон и только в последние пару минут пришел в себя. Первым, что он почувствовал, была лошадь под ним. Она неспешно шла, не скакала и не бежала рысью, но все равно каждый ее шаг отзывался болью в его еще незаживших ранах и надтреснутых недавней адской гонкой ребрах.
— А! Очухался, наконец, Абрахам? — спросил сидящий перед ним человек, почувствовав движение позади себя. В этой тонкой талии, которую Кавалерия обхватывал руками, он узнал Миража. Каторжник спал, привязанный к седлу, уронив голову на его спину. Вздрогнув от упоминания своего имени, тайну которого он никогда и никому не раскрывал из бандитов, исключая Падре, Кавалерия лишь удивленно посмотрел Миражу в затылок, но чуткий пройдоха понял все и без его слов.
— Имя, да? — рассмеялся он, — ты сам проболтался в бреду, а на плече у тебя наколка А. С. И под ней еще какие-то цифры, — думаю, это номер полка, так ведь? Не отвечай, неважно! В свое время все само откроется, — так говорит мой опыт, а опыт меня в жизни не подводил еще ни разу. К сожалению, того же не могу сказать о людях! Твоя татуировка, чудом ее разглядел среди всех этих шрамов… Не трудно было сопоставить одно с другим. Но право же, ты меня удивил: бить наколку с собственным именем, не рановато ли в твои годы? Я думал, только безнадежные, престарелые пьяницы такое делают! Ну, ничего, Кавалерия, ты выкарабкаешься, и мы пропустим с тобой стаканчик-другой. Еще бы не выпить, так здорово нас выручил!.. — Мираж на минуту умолк, видя, что разговор не клеится, — но спустя эту минуту заговорил снова. Он тосковал от этой вязкой езды, как и все они, привыкшие гнать так, что ветер надувает рубашку, словно парус.
— Знаю, как непривычно слышать имя из уст кого-то, с кем не знаком. А особенный дискомфорт вызывает неожиданное обращение к тебе такого вот незнакомца на улице. Хуже всего, если он тянет руку за отворот своего пиджака, и ты такой гадаешь, что у него на уме, у этого проходимца, а главное, что там за отворотом? Может, уведомление о своевременной смерти кого-то близкого и очень богатого? А у тебя ни гроша в кармане — все прокутил, проповесничал! — звонкий, бархатный смех Миража привлек недоуменные взгляды нескольких хмурых рож позади. — Я очень в этом сомневаюсь! Не с нашими лицами, дружище, — не с нашими лицами…
— Слышал новости, да? — он кивнул в сторону активно жестикулирующего Лассо-Пита и пунцового Кнута, едущих немного впереди. — Старик Вест скончался! Жаль… Грабить его было одно удовольствие: не то что ружье не достанет, еще и виски тебе нальет и попросит с ним выпить! И настоит на этом! И не дрянное какое-то виски плеснет, а самое настоящее: «Honeysuckle rose» или «Blue Drag»! Золотой души человек был, я вчера пил за него! И позавчера тоже! Только Кнуту не говори, у нас ведь сухой закон в лагере, а я вроде как к его личным запасам прикладывался… Да, и другим бандитам не рассказывай, что у Кнута есть эти самые личные запасы, а то у него дела плохи, я погляжу… Вон, даже орать во всю глотку не решается! Отчитывает шепотом, где же это видано, чтобы Кнут так отчитывал? Впрочем, кажется, это не было темой нашего разговора… Так о чем я говорил? Ах да, старик Вест! Конечно, потом, когда напьешься в стельку, старик Вест все-таки пускал в дело ружье. А как иначе в его-то годы?.. Тут по правилам уже никак не поиграешь! Бедный Вест… Хотя он никогда по правилам особо не играл. Наверное, поэтому деньги у него не задерживались, и он в конце концов разорился… Знаешь ли ты, как он заработал себе на ранчо? Ха, ты не поверишь, старина! Выиграл на тараканьих бегах! Это я так называют бегство от закона, черт бы его побрал! Хотя, думаю, уже давно побрал, иначе бы не жилось так плохо. В молодости Вест был таким же, как и мы, друг, — старый пройдоха… В последний раз, когда я его видел, у него бедро как раз сломалось. Он, помнится, утверждал тогда, что хуже, чем сейчас, уже не будет!.. Ха! Ну что тут скажешь, друг? Жизнь умеет преподносить сюрпризы!.. И твой случай, к слову, тому подтверждение! Вот скажи мне, старина, мог ли ты предположить четыре дня назад, что на пятый день будет так же плохо, как и на третий? — спросив это, Мираж рассмеялся. Затем он обернулся и увидел, что Кавалерия его не слушает, а разглядывает лицо ковбоя, который, по всей видимости, за время своего отсутствия успел загнать бычка-другого на родео. Подметив интерес Кавалерии к ковбою, эту общую для всех разбойников мысль, которую, однако, никто ввернуть в речь так и не решился, памятуя, верно, о скверном нраве ковбоя и крепости его кулаков, Мираж озвучил, чтобы привлечь Кавалерию к разговору. — Или так, или он вздумал отчего-то побоксировать с лошадью! — добавил он затем.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.