Украсть Храпуна - [19]

Значит, я вовсе не умирал! Меня просто усыпили и выставили с планеты, чтобы я не мешал им дурачить народ этими птичками.

– Не выйдет! – возмутился я и развернул корабль.

Но тут прозвучал голос. Откуда-то из моего собственного черепа. И не просто голос, а предупреждение. Мол, не стоит ничего такого делать, лети-ка ты домой, а мы уж сами как-нибудь разберемся, кто, кого и зачем дурачит. Не надо ничего менять там, где жизнь течет по своим законам. Пусть ты не согласен с ними, но это вовсе не означает, что они плохи и их непременно надо поменять. Лети к себе домой и не держи зла на наших птичек.

Тут корабль сам собой вернулся на прежний курс и полетел домой, управляемый какой-то внешней силой.

За время полета до наших стартовых баз я много передумал о той цивилизации. И чем больше я размышлял, вспоминая и сопоставляя факты, тем больше проникался пониманием их удивительного жизнеустройства.

Живя обычно по отдельности, они в критические моменты объединялись, только не так, как мы – через полки, батальоны, институты, партии и правительства, – а через слияние своих мыслей и желаний в единую мысль, в единое желание.

И птички, похоже, всего лишь символизируют эту их общую волю. Вот потому они и не, болеют.

Но потому же у них и нет вольных птиц.

Да, в любом из миров всякое действие имеет два обличья – предполагаемого добра и обязательного зла. В одном они правы – им сами решать, как надо жить в их мире.

Вот так бесславно закончился этот мой полет.

Единственный толк от него – первая поправка, внесенная с моей помощью в инструкцию для пилотов космических кораблей:

...

«Каждый вновь открытый мир имеет право на свой собственный путь развития. Пилот не имеет права экспериментировать каким-либо образом, изменять или подвергать уничтожению то, что входит в поле жизнеобеспечения вновь открытой цивилизации».

И каждый раз, уходя в полет, я кладу ладонь на первую страницу Свода инструкций и вслух повторяю:

– Каждый вновь открытый мир имеет право…

Хорошо бы еще было, если бы все это понимали и не пробовали, вдруг заболев, одним махом излечить не только свои насморки, но и целую планету.

Сны на продажу

Сейчас я уже старый человек и сплю мало.

И даже когда сплю, сны мне снятся очень редко.

А если и снятся, то все какие-то тусклые и блеклые.

Зато какие сны снились мне в молодости! Сейчас многие сколотили на продаже своих снов колоссальные состояния, но они даже не подозревают, кто открыл им золотую дверку к сказочному богатству.

А если им сказать, они страшно удивятся:

– Кто?! Этот старый и больной Техник? Бросьте! Будь это так, он не сидел бы сейчас со своими «уродцами» в глуши, в албанских горах, и не ждал бы у старого камина очередной жалкой пенсии, а наверняка держал бы приличный пакет акций трансгалактической компании «Киносны корпорейшн».

Да, акций этих я не держу и никогда не держал.

В прежние времена мне казалось, что старость никогда не наступит, что молодость будет вечной.

Потому и не брал зачастую даже то, что принадлежало мне по праву: боялся, что это обременит меня в странствиях, помешает будущим подвигам.

В молодости мечтаешь не о пакете акций, а о мирах, которые ты, несомненно, откроешь, и о загадках, которые решишь на благо и к славе своей цивилизации.

Таким юным, смелым и бескорыстным был и я, когда после триумфального возвращения с планеты Великих Храпунов меня назначили послом на Шестую планету только что открытой Сонной Цивилизации.

Сонной ее назвали потому, что быт и промышленность были у них так отлажены, что работать им приходилось чуть больше десятой части своих восьмидесятичасовых суток, а все остальное время они отдыхали. Спали, ели и посещали зрелища. Словом, цивилизация поначалу казалась вялой и тихой. Поэтому она и вошла в наш регистр под названием Сонная Цивилизация.

Правда, когда я прибыл туда со своей миссией и окунулся в местную жизнь, она быстро перестала казаться мне сонной.

Центр этой цивилизации был на Шестой планете, вращавшейся вокруг гигантского, но вялого светила.

Всего планет в системе было семнадцать, но на Шестой они устроили, себе дом – без заводов, научных институтов и экспериментов с непредсказуемым исходом. Поэтому эта цивилизация и показалась нам такой тихой.

Зато на других планетах у них были такие гигантские рудные разработки и такие огромные заводы, производящие пластики и роботов, что мы с нашими шахтами на Марсе казались им сущими младенцами. Вот такой был расклад.

Поначалу я удивился, как это наших первооткрывателей угораздило так ошибиться, и даже испугался, не кроется ли в таком высоком технологическом развитии какой-либо угрозы для нашей планеты. Но потом понял, что этой цивилизации все наши научно-технические успехи и все наши залежи золота и урана не интересны до такой степени, что они даже не затрагивали эти вопросы на переговорах.

Я весь извелся, пытаясь предложить им хоть какой-то вариант сотрудничества в промышленности и науках.

Меня вежливо выслушивали на приемах, но от дальнейшего обсуждения уклонялись и приглашали на очередной просмотр очередного фильма.

А кино было для них всем.

Оно стало краеугольным камнем всей их жизни. Ни одно из искусств не могло не то что сравниться с ним, но даже приблизиться к нему. Потому что кино для них было куда выше, чем просто искусство. Если оно и стояло когда-то, как у нас, где-то рядом с литературой, музыкой, живописью, то ко времени моего прибытия на Шестую планету оставило далеко позади все, что обычно подразумевается под понятием «искусство».