Украинский гамбит. Война 2015 - [6]

— В смысле?.. — Костя заподозрил очередной подвох.

— Застрелишься, чтобы в плен не попасть, — объяснил Игорь с таким видом, словно предсказывал будущее, и в его глазах запрыгали чертики смеха.

— Типун тебе на язык! — отшатнулся Костя, который так и не привык к армейским шуткам Божко.

В плен он попадать, конечно, не собирался. Не было у него таких намерений. Он собирался живым и здоровым вернуться в Москву, к Ирке Пономаревой, своей последней зазнобе, с которой крутил любовь и на которой даже собирался жениться. А что, порой думал он, хорошая тетка, ну с длинным языком, ну злая, ну необузданная, но я ее люблю именно такой, а она меня — тоже, чего еще надо для полного счастья?

— Да ты не очень-то расстраивайся, — сказал Игорь, заметив, что Костя недоуменно крутит в руках пистолет.

— Я смотрю, он какой-то легкий, хотя никелированный. — Костя подбросил его на руке. — По-моему, даже ПМ[14] тяжелее?

— Из полимера, имитирующего металл, — объяснил Игорь, который все знал о любом оружии.

— Хм-м-м… А надежен?

Рукоятка у «глока» была с накладками из дерева, а на самой рукоятке — мелкая насечка, так что держать оружие было удобно. Спусковой крючок тоже был необычен — цельный, с тремя отверстиями. На вид оружие вроде ничего. Костю смущал только вес.

— Как костыль, — ответил Игорь, занятый экипировкой.

— А «снайперка» зачем? — поинтересовался Костя.

— Чудак, — небрежно ответил Игорь, — это наша артиллерия. Ты в эти дела не лезь. Не разбираешься — не лезь. Я сам!

— Ну ладно, — пожал плечами Костя. — Как хочешь. Сам так сам. — Он заподозрил, что у Божко есть план, о котором он распространяться пока не желает. Главное, чтобы этот план не завел их в капкан.

Сашка Тулупов, в «разгрузке», с гранатами для подствольника, выглядел примерно так, как корова под седлом, потому что Сашка был обычным, глубоко штатским тележурналистом, а оператором стал в силу необходимости, когда под Харьковом осколком бомбы убило Виктора Ханыкова — их оператора, а водитель Михалыч попросту сбежал. Их осталось двое, и они по-братски поделили обязанности: Костя стал шофером, а Сашка — оператором. Не возвращаться же, действительно, домой с пустыми руками, надо отрабатывать деньги фирмы!

У Сашки на майке и на джинсовой куртке была одна и та же надпись: «Не стреляйте в меня! Я журналист! Это не моя война!» В редакции Косте тоже предлагали сделать такую же надпись, но он подумал, что если суждено умереть в Украине, то так тому и быть, и отказался. Рунов на правах друга даже его поругал:

— Что тебе, трудно сделать надпись?! От дурака какого-нибудь убережешься.

— Не хочу, — ответил Костя, — буду как пугало. От дурака, может, и уберегусь, а попадусь на мушку профессионалу, который ищет таких, как я. Не забывай, куда мы едем. Мы едем в националистическую Украину, где журналист — излюбленная мишень для бандеровцев или этномутантов. Они из принципа будут стрелять по журналистам, а если увидят, что этот журналист из Москвы, — тем более.

Он как в воду глядел. Действительно, вести из Украины приходили не самые радужные. За два месяца боев там погибло двенадцать журналистов и телевизионщиков, и все из России. Правда, убили еще одного немца, скорее всего случайно, и тяжело ранили двух французов и венесуэльца. Эти сунулись куда не надо — в Луцк, в вотчину националистов, и поплатились за любопытство.

Вадим с доводами Кости согласился:

— Да, пожалуй, ты прав… может, так и лучше? — И посоветовал закрасить надписи на фирменной машине.

Но сделали они это только после Харькова, когда убедились, что надпись «Телевидение Рен-тиви» действительно привлекает к себе излишнее внимание.

Харьков бомбили даже усерднее, чем Донецк, потому как он оказался ближе к границе и там наносились превентивные удары на случай, если русские войдут в город. Разбили в пух и прах университет, площадь перед ним и гостиницу «Украина». Да и вообще, весь центр попортили так, что он предстал перед Костей, который два курса отучился на журфаке университета имени Каразина, горами кирпича. От былого кубического великолепия остались одни воспоминания. Могучие каштаны стояли, искромсанные осколками. Парки и улицы обезлюдели. Город казался мертвым. Летали одни вороны. Однако, по последним данным, Харьковский танковый завод работал во всю мощь. Только танков тех нигде не было видно.

Они ушли сереющими сумерками через туннель, не опасаясь в предрассветные апрельские часы случайных снайперов.

Их передавали по цепочке окопов «гражданской самообороны». Костя страшно удивился. Оказывается, за неделю боев город покрылся окопами и в них сидели вполне серьезные люди с самым разнокалиберным оружием. Откуда они все взялись, думал он с удивлением, ведь когда бомбили город, казалось, что он вымер. А теперь набежали. Его так и подмывало взять пару репортажей, чтобы удовлетворить собственное любопытство, но надо было ехать и искать эти чертовы снаряды. Не успел он об этом подумать, как со стороны перекрестка бахнул танк Шмалько, а потом раздались пулеметные и автоматные очереди. Видать, дело было дрянь, раз Шмалько стал тратить НЗ. Впрочем, они уже были на месте и обнаружили, что перед школьным гаражом ходит боец с автоматом. Он тут же взял его на изготовку.