украинская революция - [30]

Но неприятеля на месте не оказалось. Он бросил нам два или три ящика патронов, 8 подсёдланных и привязанных к деревьям лошадей, а сам куда-то скрылся.

В скором времени мы овладели полностью проходом в лес и начали переправлять через него оставшиеся в селе наши части.

По лошадям, оставленным неприятелем, мы узнали, что с этой стороны на нас наступали помещичьи и кулацкие гетманские карательные отряды. Теперь нам оставалось лишь выяснить, сами ли только эти отряды наступают на нас, или же они поддерживаются регулярными немецко-австрийскими войсками. На выяснении этого все мои друзья настаивали, за исключением товарища Щуся. Последний предлагал нам сейчас же перебраться в его неприступный блиндаж и сидеть в нем, никому не показываясь, пока войска будут находиться в селе Дибривках.

Я товарища Щуся вполне понимал. Сам он был бесстрашен, но он жалел раненых, жалел село, которое (мы все сознавали) должно будет жестоко поплатиться. Из-за этого он и стоял на том, чтобы попрятаться в вырытые им действительно неприступные норы и сидеть в них до благоприятного часа, как это он всегда делал до нашего приезда в это село.

Но Каретник, Марченко, Рябко, Троян, Лютый, я, весь наш отряд и добрая половина бойцов из отряда Щуся стояли за то, чтобы выяснить силы нападавших и, если они равные или не в пять и в десять раз больше наших сил, дать им решительный бой. Сделать это позволяло нам еще и то обстоятельство, что все трудовое население села целиком стояло на нашей стороне.

Товарищ Щусь в это время еще не думал о том, что штаб нашей организации может притянуть его к делу в порядке организационных обязанностей. Он нашего совещания до конца не дослушал. Он выстроил часть своих людей и тачанки с ранеными и уехал в глубь леса, по направлению к своему блиндажу. Мы же – я, Каретник и П. Петренко (брат раненого) – с незначительной частью бойцов решили снова направиться к тем воротам, куда мы направлялись из села в первый раз, но откуда вследствие обстрела свернули в эти, через которые с трудом пробрались в лес.

Марченко шел с остальными бойцами глубиной леса, держа связь и с нами, и со Щусем.

У ворот неприятеля уже не было. Хозяин сгоревшего возле этих ворот дома сообщил нам, что на воротах было около полуроты австрийцев и с десяток помещичьих и кулацких сынков, которые вообще, за спиной немецко-австрийских войск, изощрялись в уничтожении революционеров-крестьян по селам и в порке шомполами тех, которые хотя активной революционности и не проявляли, но не могли скрыть своей ненависти к помещикам и властям.

Сюда же к воротам леса начали сбегаться из села крестьяне и крестьянки. Одни доносили нам о том, какие силы угнетателей вступили в село; другие просто не хотели видеть этих угнетателей за обысками и расправой над крестьянами: они покидали свои дворы и уходили в лес с надеждой, что скоро возвратятся обратно в село.

Мы теперь уже знали, что войск в селе всего около батальона австрийцев, затем отряд человек в 80-100 из помещиков, немцев-колонистов и кулаков да гетманской официальной варты около ста человек. Сила далеко не равная нашим силам, и это нас угнетало. Я лично внешне не хотел с этим соглашаться и послал в село двух разведчиков, опытных, старой службы солдат-пограничников: Василия Шкабарню и еще одного, фамилии которого не помню. Посланы они были с наказом точно выяснить количество неприятеля по роду оружия и место его расположения. Одновременно я послал записку товарищу Щусю, чтобы он с людьми прибыл к воротам. Через два с лишним часа разведчики возвратились с донесением, приблизительно совпадавшим с показаниями крестьян.

Товарищ Щусь отказался прибыть к воротам и приглашал меня со всеми бойцами прийти к его блиндажу, где до вечера просидим вместе, а с наступлением ночи разъедемся куда-нибудь.

Этот ответ Щуся меня чуть с ума не свел. Тем не менее я нашел в себе волю сдержать гнев и послал вторично и разведку в село, и записку Щусю. Содержание записки было таково: "Товарищ Щусь, не будьте малодушным мальчиком. Человеку, приобщившемуся к идее революционного восстания, занявшему серьезное и ответственное место в его передовых рядах, это не подобает. Это может вызвать во многих не только из нас, но и в рядах Вашего отряда недоверие к Вам как к отважному борцу и руководителю. Поэтому я, Вам не льстя, говорю прямо и требовательно: сейчас же прибыть со всеми оставшимися при Вас бойцами к воротам. Здесь будет виднее, что нужно предпринять для выхода из создавшегося положения.

Ваш Нестор".

На сей раз товарищ Щусь прибыл к воротам. Вскорости вернулась и вторая наша разведка, которая принесла сведения о численности неприятеля – те же, что и крестьяне, и первая разведка. Но о месте его расположения сведения теперь были более точные. Противник расположился на церковной площади, а его штаб во дворе Совета.

 – Носятся слухи, – донесли мне разведчики, – что неприятель ожидает подкрепления из села Покровского (14 верст от Дибривок).

 – Ага, – говорил я тогда своим друзьям, – противник думает окружить лес и уничтожить нас в нем.

Когда мы говорили между собою на эту тему, возле нас находилось много крестьян, некоторые со своими семьями. Чувствуя, что большинство из них заражаются моим настроением, притом настолько сильно, что вмешиваются в разговор вооруженных повстанцев, излагают свои соображения и т. д., я предложил всем своим близким и Щусю, и Петренко сделать партизанский налет на противника сейчас же, не дожидаясь, пока он начнет свое наступление на лес.