украинская революция - [19]

 – Вы думаете этих негодяев пощадить?

 – Конечно, убивать их нельзя, – сказал я друзьям. – У нас нет данных об их зверских действиях в борьбе с революцией, против тружеников. Повяжите их и быстро отвезите в сторону от дороги саженей на сто - сто пятьдесят и бросьте их там где-нибудь в ложбинке. Ночью их никто не развяжет, а могут их развязать только наутро пастухи или кто-либо из проезжих по полю крестьян. За это время мы будем совсем в других районах, за Днепром. (Слово "Днепр" я упомянул умышленно, для отвода глаз. В действительности мы держали путь на Гуляйполе.)

Но разоруженные наемные слуги гетманщины в это время кинулись убегать во все стороны. Мы бросили лошадей и подводы и все, как один, бросились за ними вдогонку. Кого легко настигали, тех хватали и сводили к подводам, а кого трудно было поймать, тех пристреливали.

Офицеров и нескольких рядовых вартовых мы поймали. Мои хлопцы снова закричали мне:

 – Вы и теперь еще будете нянчиться с ними?

 – Нет, видно, это верные слуги негодяя-гетмана и немецко-австрийского юнкерства, – ответил я своим на их возмущенный крик. И тут же добавил: – Сегодня они пытались подкупить меня, завтра попытаются подкупить других и, быть может, наскочат на слабых и подкупят. Нет, нет, пощады им никакой! Отпускать тех, кто служит за деньги палачам революции и помогает им уничтожать нас, тружеников, мы не можем, тем более после этой их попытки убежать от того, чтобы не быть связанными и молча пролежать известное время где-либо в поле, пока мы, не просившие их встречаться с нами, уедем дальше...

Я даже не успел сформулировать свое конкретное решение, как поступить с этой частью отряда. Мне пришлось лишь смотреть, как она выстраивалась бойцами на расстрел, и добавить ко всему сказанному:

 – Не возитесь же долго!

И остаток этого отряда был расстрелян...

* * *

Теперь мы сели на лошадей этого же отряда, хороших и сильных лошадей, ибо они почти все были "собственностью" бывших их всадников. То был момент, когда помещики и кулаки, идя в гетманскую конную державную варту, приводили с собою своих коней.

И мы, зная теперь, где в деревнях и какие стоят немецко-австрийские войска и гетманские отряды, пустились далее по дорогам к Гуляйполю.

Мы отъехали пять-семь верст от места уничтожения отряда и проезжали мимо старинных барских усадеб, раскинутых по земле "пана Миргородского", когда из одной из этих усадеб выскочил нам навстречу голова Лукашевской державной варты, тоже поручик, и спросил:

 – Не знаете ли вы, что за стрельба была в направлении, откуда вы едете?

Я ему ответил:

 – А вы начальник варты и не знаете, что делается в вашем районе? Мы никакой стрельбы не слыхали...

Начальник варты рассвирепел и выпалил по адресу военных карательных отрядов:

 – Все военные отряды получают деньги за свои объезды, но никогда ничего не знают.

Я его грубо оборвал, а затем спросил:

 – А вы кому служите?

 – Державi та ii головi, вельможному пановi гетьмановi Павловi Скоропадському, – последовал ответ.

 – Так вот, возиться нам с вами некогда, – сказал я ему и, обратясь к товарищам, добавил: – Обезоружьте его и повесьте, как собаку, на самом высоком кресте на кладбище. Оставьте на нем все как есть, но пришпильте на груди ему записочку с девизом:

 – Нужно бороться за освобождение трудящихся, а не за палачей и угнетателей..."

* * *

Уничтожение отряда с помещиком Мурковским во главе, уничтожение головы Лукашевской варты – это были лишь дорожные эпизоды; но еще не действия наши против контрреволюции.

 – К действиям решительным, не знающим колебания, мы только-только готовимся и начнем их из Гуляйполя и его района, – твердил я сам себе и всем друзьям-повстанцам, мчась без остановок, в ночную пору через хутора и деревушки, нередко занятые немецко-австрийскими войсками, погруженными в сон, за исключением часовых. Но при встречах с часовыми нам очень помогали в эту ночь фуражки с желтыми околышами, погоны и куцые бесхвостые лошади уничтоженного нами отряда.

23 сентября 1918 года мы вскочили в Гуляйполе. Но оказалось, оно полно немецко-австрийских войск. Нас спасло только то, что мы не перескочили мост, ведший в центр, а свернули влево и окраиной Гуляйполя проскочили его.

Оставаться в Гуляйполе было невозможно. Мы оставили в нем только одну подводу с пятью бойцами, лошади которой отказались следовать дальше. Наши бочанские (окраина Гуляйполя) крестьяне, невзирая на утро, могущее их выдать, в мгновение ока спрятали и эту нашу подводу, и людей, и лошадей. Нам, гуляйпольцам, обидно было, что именно мы не можем остановиться в это утро в Гуляйполе. И мы с бочанской стороны перескочили в Песчанскую, надеясь, что в этой самой отдаленной от центра окраине мы разместимся. Тем более что в этой части Гуляйполя имелись самые лучшие наши нелегальные квартиры. Но оказалось, что в ней идут облавы всю неделю, и не исключена возможность, что мы будем сразу же накрыты. Поэтому мы, снова выехав на дорогу, направились на деревню Марфополь, в 5-7 верстах от Гуляйполя.

Когда мы въехали в эту деревню, то солнце уже подымалось. Следовательно, прятаться в деревне было нельзя. Да и квартиры, в которых мы должны были остановиться, оказались пустыми. Хозяева и хозяйки их – крестьяне – были все переарестованы немцами и сидели в Гуляйполе под строжайшей охраной как укрыватели "опасного, но неуловимого Махно и его ближайших товарищей".