Украинцы, которые были (XVI – начало XX века): документы, материалы, исследования - [132]

С. 70–71. «Обращаясь засим к «народности собственно-Русской», нельзя не видеть, что, в отношении к ней, основная часть этнографического изучения – часть лингвистическая в том смысле, который теперь изложен – находится в крайнем, почти совершенном запущении. Что ни делалось у нас до сих пор в пользу отечественного языкознания, все то имеет предметом язык не во всем просторе и разнообразии его общенародного употребления, а только в том виде, в каком присвоен он одной частью, или правильнее – одним слоем народа: тем, которому, в составе общественного развития и устройства народной жизни, суждено было перерость и перевысить прочие. Довольно заметить, что если производятся у нас филологические работы, если есть грамматики и словари, то отнюдь не для Русского языка, а для Российского; то есть – для того, который находится в официальном так сказать употреблении по России, а не того, которым Русь запросто пробавляется. В этом последнем, не определено еще доселе с желательной точностью: в каком отношении состоят между собой его главный видоизменения, называемые языками Велико-Российским, Мало-Русским и Бело-Русским; что составляет существенные отличительные признаки их лексического состава и грамматической ткани, их – словообразования, словосочинения, и – наконец всего более словопроизношения, где ярче, нежели во всем прочем, выражаются мельчайшие черты народного различия; в каких географических пределах заключаются эти видоизменения; как раздробляется потом каждое из них на свои тени и оттенки? Все это предметы первой важности при изучении народа в его языке, при обращении Лингвистики на пользу Этнографии; и все это у нас почти вовсе не тронуто. Прав был вполне знаменитый Шафарик, когда, в своем известном опыте «Славянского Народоописания», собрав все что только мог вычитать и устно выпытать от нас Русских на счет нашего народного языковедения, вынужден нашелся кончить заключением, что видит себя во «мраке, для разогнания которого требуется еще много работы»[95]…».

С. 78-115. «Исчисленные теперь предметы, составляющие законное содержание Этнографии, кроме проведения их в возможно-полную известность путем прилежного, дозорчивого наблюдения, требуют еще, чтобы заслужить вполне место в Науке, предварительной разработки и очистки по правилам Науки. В чем же должна состоять эта очистка и разработка, эта так сказать Этнографическая Критика, особенно в применении к народности собственно-Русской?

Народность должно наблюдать и изучать в действительном быту народа. Но народ действительно существует в бесчисленном множестве отдельных личностей, принадлежащих конечно к одному, тем не менее всегда больше или меньше ветвистому, и притом в ветвях своих больше или меньше разнообразному корню. Разнообразностью этой нечего б было слишком смущаться, если б она всегда была плодом чистого, беспримесного, само из себя исходящего, самим чрез себя определяемого развития. Но вам известно, Мм. Гг., что во всем касающемся человека, как человека – особливо в таинственном процессе образования так называемых «народностей», этих первых цельных очерков, коими на стаде людей вытиснивается обличие истинно-человеческое – участвует неисчислимое множество разнороднейших случайностей. Преимущественно сильно здесь взаимное влияние самых народностей, когда они, в следствие различных переворотов, составляющих историю человечества, сталкиваются меж собой, тем более остаются надолго в близком, постоянном соприкосновении. Тут всегда, больше или меньше, происходит обоюдный размен понятий, нравов, привычек, одним словом – всех национальных особенностей, которые, по свойственной человеческой натуре емкости, до того срастаются иногда с восприявшими их народами, что кажутся уже не прививками и приростами, но существенными чертами их самородного, своебытного образа. Таким образом, в действительном быту народа, как он представляется непосредственному наблюдению, может находиться многое, вовсе не принадлежащее к его народности, совершенно чужое и чуженародное.

Из этого общего закона не могло быть исключения для народа Русского. Мы даже знаем и отчасти положительно, по крайней мере на сколько достает у нас исторической памяти, что на безмерном пространстве нынешней России, Русский человек сложился в свой нынешний вид, в постоянном соприкосновении, под непрерывным влиянием различнейших чуженародностей. Известно, что Восток и Север нынешней России издревле заселены были сплошною Чудью, которая быть может потому и названа так Русскими, что была для них совершенно «чужою»: с этой однако ж Чудью, среди которой он помнит себя новым, слабым зашельцем, Северо-Восточный Русс, обще и дружно, заложил основания той государственной цельности и жизненности, непосредственным действием которой выработался первенствующий ныне оттенок народности Русской, оттенок так называемый В елико-Российский; собственно не что иное, как плод проникновения грубого Чудства образовательною стихиею Русскою. Затем, в старинном домовище Русского человека, на Юге и Западе нынешней России – сколько самому ему довелось вытерпеть приливов и наплывов, отсед которых не мог не остаться на его природной физиономии! Оттого в нынешнем Юго-Западном облике народности Русской, особенно в том оттенке его, который принадлежит