Украина — не Россия - [49]

Но вместо этого КПСС вдруг попыталась вновь пригнуть огромную страну, уже распробовавшую вкус свободы — грубо, неуклюже, бездарно, с помощью танков, нелепых угроз и обещаний по пятнадцати соток каждому. КПСС показала, что не только не доверяет обретающему голос народу, но хочет, чтобы он вновь начал ходить по струнке, а главное — замолчал. И какая слепота! Они там решили, что стоит объявить чрезвычайное положение, как все немедленно скажут «слушаюсь!», возьмут под козырек и с облегчением побегут за своими сотками. Они до трогательности ничего не понимали: можно было подумать, что последние четыре года перед этим они провели в летаргическом сне и вдруг проснулись. Поэтому у меня к ним даже не было острой неприязни, скорее жалость.

Очень похожее отношение у меня и к сегодняшним украинским коммунистам. «Я человек по преимуществу центристских убеждений, а центризм сегодня — это и есть путь решения тех проблем, о которых говорят левые (кто с искренним желанием изменить положение дел к лучшему, а кто — из чисто популистских побуждений). Я бы сказал, что современный центризм с необходимостью обращается лицом влево. Вместе с тем, мои взгляды никогда не помешают мне бороться за права и свободы личности, защищать независимость моей страны. И именно в этом — мое главное различие с “профессиональными левыми”, с теми, кто приватизировал левый край политического спектра» — писал я два или уже три года назад и повторяю это сегодня. (У меня столь же серьезные расхождения и с теми, кто пытается монополизировать украинский патриотизм.)

Я считаю, что мы поступили правильно, когда, в отличие от восточ-ноевропейцев и прибалтов, дали коммунистам зарегистрировать в Украине свою партию под прежним именем. Хотят быть коммунистами? Пусть будут ими. Зато нас никто не сможет обвинить в том, что мы оставили без выбора значительную часть нашего населения, и я горд за Украину. Конечно, риск был. Он заключался в том, что большинство избирателей из тоски по молодым годам или от недовольства трудной жизнью отдадут свои голоса тем, кто попытается, используя народный мандат, вернуть страну в прошлое. Но на всех свободных выборах эпохи независимости, даже в условиях тяжелейшей инфляции, дороговизны, задержек пенсий и зарплат, наш народ проявлял поистине удивительную зрелость и мудрость. Испытав шок разрыва с прошлым, которое всегда кажется нам лучше, чем оно было на самом деле («что пройдет, то будет мило»), наш народ отказался от возврата в это прошлое. Итоги выборов в Украине привели меня к твердому убеждению: до тех пор, пока коммунистическая партия Украины не отбросит популизм и демагогию и не превратится в ответственную и конструктивную политическую силу, число тех, кто голосует за коммунистов, будет только уменьшаться.

Очень похожую картину мы видим и в России. Я помню, как солидные кремленологи говорили и писали в начале девяностых: уж где-где, а в России, на родине большевизма, свободные выборы обязательно приведут к его реставрации, это бесспорно, нет смысла даже дискутировать на эту тему. На деле же мы видим, что коммунисты получают в России на выборах проценты голосов, удивительно близкие к нашим. С такими процентами о реставрации лучше забыть — и там, и здесь. Это лишний раз подтверждает близость духовного опыта Украины и России в XX веке. И близость выводов, сделанных нашими народами из него.

Однако между коммунистами Симоненко и коммунистами Зюганова есть не только сходство, но и существенная разница. Не зря я все время напоминаю, что Украина — не Россия.

КПРФ товарища Зюганова уже давно решила наживать свой политический капитал на патриотизме — российском и русском — раз не получается ни на чем другом. Более того, пока остальные крупные политические силы России были поглощены другими делами, КПРФ попыталась приватизировать российский патриотизм, но не вполне удачно — это знамя немедленно стали вырывать ЛДПР Жириновского и «Союз русских общин». Понемногу спохватились и другие силы. Сегодня все сколько-нибудь заметные партии в России если не «патриотические», то «государственнические», что, по-моему, одно и то же, и я не вижу в этом ничего плохого. По крайней мере, в России теперь меньше изумляются нашему украинскому патриотизму.

Нельзя сказать, что, объявив своим курсом патриотизм, российские коммунисты совершили такое уж большое насилие над собой. Сталинская идеологическая схема, которую унаследовали Зюгановым, представляет собой достаточно странную смесь. Бесспорно, в ней всегда сохранялся, и даже на словах выпячивался так называемый пролетарский интернационализм. Отсюда — политика разорительной «помощи братским странам и партиям», благодаря которой СССР — а значит, и Россия, и Украина — были всемирными донорами. Вплоть до своего развала и гибели КПСС продолжала финансировать какие-то темные зарубежные делишки, а советские войска в Афганистане у нас именовались воинами-интернационалистами. Но еще в предвоенное время произошел плавный разворот к патриотизму (который противопоставлялся «национализму») и к отечественным ценностям, которые на поверку оказывались прежде всего русскими ценностями. Ценности других народов служили этнографической приправой. Выражение «великорусский (он же великодержавный) шовинизм», бывшее в большом ходу в 20-е и даже 30-е годы, было быстро выведено из употребления.